Модернизация и постиндустриальный барьер, или Почему у Медведева ничего не получается

В последние два десятилетия страна прошла большой путь в сторону деиндустриализации, и не только в сфере промышленности, но и в структуре общества в целом. Реальность, данная нам в ощущениях, очевидна: структуры индустриального общества разлагаются на всех уровнях (от отмирания производства средств производства до трансформации системы образования) и замещаются структурами, характерными для традиционного (в нашем случае феодального) общества.

За прошедшие два десятилетия деградация еще не зашла так далеко, чтобы вообще разрушить городское общество. Но в некоторых сферах процесс идет быстрее, и в правящей «элите» (касте) уже зримо проступают феодальные черты. Если раньше кто — то рекомендовал человека на работу, его спрашивали: что он умеет? А теперь: он тебе кто? На место рациональной системы отбора кадров (тоже не идеальной, холодной и бездушной) пришла родственно — клиентельная, характерная для доиндустриальных отношений.

Вероятно, наши правители осознают, что по мере смещения страны в «третий мир» она деградирует социально. Соответственно, задача перехода к модернизации может читаться как надежда переломить тенденцию деградации, развернуть вектор движения страны от регресса к возвращению на путь модерного прогресса.

Апологеты Путина даже время от времени сообщают нам, что он могучим движением плеча уже свершил этот разворот. Сергей Кургинян с присущим ему театральным артистизмом несколько лет назад выразил эту мысль, изобразив на лице невероятное напряжение: «Путин напряг волю — Ы — ы-ы — и вытянул страну». Сегодня, полагаю, даже автор этой реплики понимает, что никуда Путин страну не вытянул, а операция «Ы» — чистый пиар. Не получилось вытянуть, но очень хочется. Их «модернизация» — надежда на разворот.

Но мир ушел вперед за это время, он стучится в постиндустриальное завтра. В глобальной экономической системе командует тот, кто впереди. А впереди тот, кто использует постиндустриальные структуры. Так задача модернизации переплетается с надеждой взнуздать еще и постиндустриальное, информационное нечто, как выразился в частном разговоре один чиновник администрации президента: «Войти в совет директоров корпорации „Планета Земля“».

Путин, Медведев и Горбачев

Когда я слушаю наших замечательных руководителей, я поражаюсь, насколько демонстративно они игнорируют опыт недавнего прошлого. Так же, как и Медведев с Путиным, Горбачев с Андроповым воспринимали ускорение как преимущественно технологическую проблему. Сконцентрировать средства и купить на них современную технику, которая повысит производительность труда. Это ускорение зашло в тупик уже к 1987 году. И пришлось сменить «ускорение» на «перестройку», то есть техническую авторитарную модернизацию на социальные демократические преобразования. Оказалось, что без соответствующего социально — культурного «софта» технологический «хард» плохо работает. А деньги и время были потрачены[1].

Андропова и Горбачева трудно винить: Андропов честно признал, что не очень представляет себе, куда забрела страна, что «мы еще не изучили должным образом общества, в котором живем и трудимся»[2], а в начале реформ Горбачева никто в СССР еще не разбирался в ключевой проблеме реформ — проблеме постиндустриального перехода.

Индустриальное общество не может развиваться беспредельно, по ряду причин оно подходит к границам своего роста. Эта система слишком ресурсоемка и негибка, так как основана на принципах стандартизации и узкой специализации, «стискивающих» личность настолько, что она начинает протестовать.

Начиная с «бурных 1960–х» западное индустриальное общество начало перестраиваться в более гибкую систему с элементами постиндустриальных отношений. Технологическим символом этой перестройки стал персональный компьютер, сделавший центром переработки и распределения информации человека с компьютером, а не бюрократическую и корпоративную организацию.