Читаем Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара полностью

Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара

Дмитрий Травин , Дмитрий Яковлевич Травин , Отар Маргания

Нечто подобное происходит и в наше время.

Завершается гигантский процесс преобразования мира, известный в европейском сознании как «модернизация». Длился он более двух столетий и по-разному протекал в разных странах. Совершенно разные люди осуществляли его — и монархи, и призванные ими министры, и диктаторы, и президенты, и университетские профессора. Книга Дмитрия Травина и Отара Маргания выразительно иллюстрирует драматические перипетии их судеб. И вместе с тем она представляет их как творцов единой симфонии, исполняемой по единой социоэкономической партитуре.

Если же попытаться ретроспективно сформулировать ее главную тему, о которой, заметим, многие великие реформаторы даже не подозревали, то звучит она, вероятно, так: освобождение экономики. Это то, что сегодня мы называем экономическим либерализмом: устранение всех искусственных ограничений для производства и сбыта товаров. Свобода для перемещения всех глобальных потоков: сырьевых, производственных, финансовых, человеческих, информационных. Единое мировое хозяйство, работающее на благо всего человечества.

Что-то здесь есть, скажем прямо, от идеологии коммунизма.

От идеи «свободной работы каждого на благо всех».

Тем более что в полном соответствии с марксистскими представлениями о приоритете экономических отношений над всем остальным, они именно такими и стали.

Культуролог Александр Неклесса называет это состояние современности Pax Economicana [47].

Мир экономики.

От конкуренции мировых религий (католицизма, протестантизма, ислама) через конкуренцию мировых идеологий (фашизма, коммунизма, либерализма) мы перешли к конкуренции мировых экономик, которая и определяет собой постиндустриальный ландшафт.

В современном мире царствует экономика.

Она заменяет собою все — веру, идеологию, национальность, культуру.

Впрочем, даже не заменяет, а создает из них собственный мировоззренческий композит.

Сейчас, когда в значительной мере дискредитированы обе предшествующие доктрины, либерализм и социализм, явочным порядком, как плесень, которая проступает всегда и везде, утверждается в мире совершенно новое глобальное мировоззрение, формирующее такую же новую онтологическую среду.

Его можно определить как давосский дискурс.

Давосский дискурс — это культура менеджеров. Это культура людей, говорящих, вне зависимости от национальности, на одном и том же «деловом языке», придерживающихся одних и тех же поведенческих «деловых стандартов» и исповедующих одни и те же универсальные «деловые ценности».

Главный критерий этой среды — эффективность. В давосскую среду входит тот, кто умеет быстро и без лишних эмоций извлечь прибыль изо всего: из нефти, из демократии, из идеи, из воздуха, наконец.

Никакие другие качества значения не имеют. Образованность, ум, культура, талант признаются лишь в том случае, если их сопровождает весомый денежный эквивалент.

Здесь своя ценностная шкала.

Человек человеку враг, утверждал древний мир. Человек человеку брат, провозгласило нарождающееся христианство. Человек человеку никто, свидетельствует давосскии дискурс и демонстрирует это повседневной практикой.

Если книгу читают все — это хорошая книга. Если все смотрят какой-то фильм — это хороший фильм. Если все покупают данный товар — значит, это хороший товар.

Ни в коем случае не наоборот.

И никто не воскликнет наивно, по-детски, что «король-то голый»: книга плоха, фильм ужасен, товар никуда не годится.

А если даже воскликнет, его сочтут дураком.

Не может быть плохо то, что приносит доход.

Менеджеры — это элита среднего класса, это социальный ярлык той страты людей, которую ныне боготворят, как при социализме — пролетариат.

Средний класс — это наше все.

Это основа общества, фундамент устойчивого государства, законопослушный умеренный электорат.

Однако вспомним, что на другом языке средний класс — это мещане, то есть те, кто личное благополучие ставит превыше всего.

Мы вступили в царство мещан.

В эпоху посредственности.

В период обезличенного бытия.

Вот какой мир возник в результате модернизации.

Вот к какой странной реальности привели титанические усилия реформаторов.

Впрочем, винить их в этом нельзя.

Будущее никогда не является «продолженным настоящим». Будущее — это принципиальная новизна, то, чего нет. Оно всегда не такое, как мы его себе представляем [48].

И потому остается надеяться лишь на новое поколение реформаторов. На тех, кто, вопреки очевидности, осознает, что это не тот мир, в котором хотелось бы жить. На тех, кто увидит вдохновляющие перспективы и, несмотря ни на какие препятствия, примется за реформаторский труд.

Скорее всего, так и будет.

Новое время ждет новых людей…