Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития

Тем временем Арчибальд Кэри Кулидж занял профессорскую должность, на которой он впоследствии останется более трех десятилетий. Кулидж начал свою карьеру в славистике неохотно и, возможно, даже случайно. Рожденный в высших кругах бостонских аристократов, он мог утверждать, что имеет среди своих прямых предков таких выдающихся людей, как Томас Джефферсон и Покахонтас. Не имея проблем с деньгами (что обеспечивал целевой фонд), Кулидж последовал семейной традиции и поступил в Гарвард. В 1887 году он окончил университет с отличием и получил ученую степень по истории. Как и большинство историков, заинтересованных в продолжении образования, Кулидж отправился в Берлин и Париж; он посещал лекции Леруа-Больё по русской истории и жизни в России [Byrnes 1982: 51]. После двух лет учебы в Париже он переехал во Фрайбургский университет и занялся исследованиями в области конституционной истории США. Во время отпуска в Скандинавии он совершил небольшую поездку в Санкт-Петербург, где, по случайности, его взял на работу секретарь американского представительства Джордж Вуртс. По этой причине Кулидж задержался там на восемь месяцев и за это время овладел языком. Такое погружение в жизнь российской столицы послужило для него отличной стажировкой по изучению как европейской дипломатии, так и русских традиций. Он добросовестно изучил русские обычаи, связанные с употреблением как чая, так и водки, назвав последнюю «довольно слабой жидкостью»[79]. И все же Кулидж стал испытывать беспокойство от этой жизни в дальних странствиях без серьезных занятий. Хотя он не хотел «бесконечно путешествовать ради удовольствия», вернуться домой без ученой степени было бы «признанием в неудаче». К 1892 году, не имея возможности устроиться на постоянную дипломатическую должность и устав от путешествий, Кулидж закончил свою диссертацию о Конституции США. В этой работе были исследованы философские предпосылки создания Конституции, особенно те, которые исходили из-за рубежа[80].

Вернувшись в Бостон, Кулидж получил должность в Гарварде способом, подходящим джентльмену с его состоянием и положением: благодаря семейным связям. В 1893 году президент Гарвардского университета Чарльз У. Элиот вызвал заведующего кафедрой истории и поинтересовался, можно ли найти место для Кулиджа. Председатель подчинился, и Кулидж вскоре стал неотъемлемой частью этого факультета. Его познания в области изучения России развивались, но очень медленно. Хотя Кулидж надеялся стать экспертом, он признал, что Изабель Хэпгуд знала «в 20 раз больше о России»[81]. В 1894 году, преодолев свой изначальный недостаток в знаниях, он начал вести в Гарварде курс по истории Северной и Восточной Европы. С пылкостью, свойственной неофитам, Кулидж вскоре написал манифест, призывающий других читать такой курс. Этот манифест, опубликованный в зарождающемся журнале «American Historical Review», призывал к дальнейшему изучению истории Северной Европы, под которой Кулидж подразумевал Скандинавию, Балтию, Польшу и Россию. Он подчеркивал, как изучение этой территории будет способствовать развитию исторической науки. Исторические исследования Северной Европы, в частности, позволили бы расширить знания о «влиянии физической географии на характер и историю» – теме, хорошо изученной Рамбо и Леруа-Больё. Действительно, в конспектах лекций Кулиджа на курсах часто упоминаются эти историки [Emerton, Morison 1930: 166; Coolidge 1896][82]. Кулидж также применил некоторые принципы немецкого подхода «изучения стран». Для исследования истории России, заявил он, требуется тщательное изучение литературы, обычаев общества и особенно языка [Byrnes 1994: 8][83]. Вскоре он начал восполнять нехватку преподавателей в Гарварде в этих вспомогательных областях.