Читаем Модницы полностью

— Маргерит Турно ни за что долго не продержится как директор редакции, — говорит Эллисон и ставит лак на место, явно довольная результатом своих усилий. — Джейн как пить дать уволит ее через два месяца.

Сара закатывает глаза.

— Два месяца? Ха! Неделя, точно вам говорю.

— Больше недели, — говорит Кейт. — Скорее месяц.

— Целый месяц? — не верит Сара.

— По меньшей мере столько потребуется на то, чтобы документы о ее приеме на работу прошли через отдел персонала, — логично объясняет Кейт. — Нельзя уволить человека до того, как его официально наняли.

Это объяснение удовлетворяет всех троих, и они поворачиваются ко мне. Я тихо-мирно сижу на кушетке, прислонившись к мягкой спинке. Краеугольный камень, хитроумный план, маленький шанс, время нанести удар — я слушаю внимательно. Не знаю почему, но внимательно.

Они смотрят на меня голодными и ждущими глазами.

— И что?

— Ты поможешь? — говорят они хором, будто команда болельщиц.

— Не знаю. А что за план?

Эллисон смотрит на остальных. Кейт бровями сигналит отрицательный ответ. Сара поддерживает ее, уже более заметно покачивая головой. Эллисон вздыхает.

— Мы не можем выдать тебе план, пока ты не согласишься помочь.

— Я не могу согласиться помочь вам, пока вы не откроете мне план.

Ни в коем случае ни во что не ввязываюсь вслепую. Это всегда плохо кончается.

Моя несгибаемая воля их раздражает, и они переглядываются, передавая друг другу целые сообщения путем хлопанья ресницами. Надо бы выйти и дать им обсудить дело наедине, но мне слишком уж удобно сидеть, и я остаюсь на кушетке. Они могут сколько угодно обмениваться ресничными сигналами, но рано или поздно все равно откроют мне план. Исход предрешен. Я краеугольный камень.

Эллисон

Редактор отдела красоты должен обладать шиком. Об Эллисон Харпер этого ни за что не скажешь. Она, конечно, старается, носит правильные сандалии (от Джимми Чу), правильные брюки (от Эммануэль Унгаро) и правильную помаду (Lip Glass от MAC). На манекене ансамбль был бы безупречный, и все же слишком она несуразна, и это выпирает.

Эллисон тридцать два, на три года больше, чем мне. В последние месяцы ее бодрый характер стал портиться. Эллисон снова обошли с должностью старшего редактора — на этот пост специально сманили человека из другого модного журнала, — и она начинает кое-что понимать. Понимать, что будущее может и не сложиться, и что, несмотря на красивые глаза, она не Элизабет Беннет. Эллисон Харпер не героиня своего собственного романа. Она Шарлотта[3], второстепенный персонаж, она обменяет свои мечты на компромисс, но не факт, что это поможет. Если до сих пор она верила, что в прошлой жизни была Клеопатрой, то теперь начинает понимать, что была никем, безымянной рабыней, чье существование не оставило следа в истории.

Наблюдать за этим жутковато и неприятно, и я хожу в туалет длинным путем, чтобы обойти ее клетушку. Поздними вечерами, когда редакция почти пустеет, я слышу, как она по телефону пересказывает лучшей подруге сегодняшние неприятности. Озадаченным голосом она жалуется, что ей не поручили статью в рубрике «Между нами, девочками» («Ну-ка расскажите мне о своем режиме красоты: что сначала, тушь или тени?») или даже интервью для «Стильного мужчины» («Если бы пришлось выбирать между кожей и замшей, что бы вы выбрали и почему?»). Она сердито говорит Грете, что ей опять поручили рекламную заметку, которую запихнут к промышленным пресс-релизам. Не для этого она училась в университете Колумбии.

Эллисон винит Джейн в том, что ее карьера застопорилась — наблюдение вполне точное. Джейн выбирает сотрудников не по навыку и заслугам, как другие менеджеры. Она нанимает красивых редакторов, которые не умеют писать, и выгоняет некрасивых, которые умеют. Ассистентов она подбирает как аксессуары, и мы все сочетаемся — высокие, худые и с прямыми каштановыми волосами до подбородка.

Журналом она управляет как французским двором XVII века. Говорить полагается только тогда, когда к тебе обращаются, глаза в присутствии Джейн не поднимать. У нее почти патологическая потребность требовать покорности, и если бы это не противоречило требованиям совета по охране труда (смотри раздел «Травмы повторяющегося напряжения»), мы бы у нее все регулярно преклоняли колени. Ее интерес к «Моднице» продержится ровно столько же, сколько рост спроса, и как только продажи хоть чуть-чуть упадут, она уйдет. Она сбежит с тонущего корабля, и журнал начнет долгий спуск к банкротству. Достаточно посмотреть на закрывшийся «Путешественник» и отчаянно барахтающееся «Лицо». Вклады в хороших сотрудников и создание фундамента для многолетнего успешного издания журнала в ее планы не входят. После Джейн хоть потоп.

Неудивительно, что крестьяне начинают бунтовать.

Краеугольный камень

Я краеугольный камень, и вот почему: Джейн меня уважает, так как Алекс мне обязан.

— Как это обязан? — говорю я.

— Так. Обязан, — возражает Эллисон.

— Нет, не обязан.

Я всего лишь младший редактор и не могу сделать одолжение даже себе самой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пять звезд

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза