Первым местом, где мне очень хотелось побывать в Нью-Йорке, был отель Waldorf Astoria. Хелен Хейс в своей радиопередаче вечно рассказывала о том, как она входит в Waldorf или выходит из него в своем шикарном вечернем платье. Кое-как разобрав чемодан, я вышел из отеля в десять вечера и своим самым утонченным высоким голосом велел таксисту отвезти меня в Waldorf на Парк-авеню. Когда мы приехали, я не хотел выходить, так как решил, что таксист привез меня не туда. Здание, у которого мы остановились, напоминало уродливый офис страховой компании. Я не мог поверить, что это тот самый великолепный Waldorf, из дверей которого выходили кинозвезды! Я вошел, и в лобби меня ждало второе разочарование: я не увидел здесь ни капли старинного шика. Огромный зал был каким-то облезлым, обставленным в вульгарном стиле 1930-х. Все мои мечты разбились. Здесь не было великолепных хрустальных люстр, а те немногие люди, что проходили мимо, ничуть не напоминали Хелен Хейс. Мое сердце было разбито, и я пошел пешком обратно в свой отель с французской мебелью. Я брел по Пятой авеню, и яркие огни и стильно оформленные витрины внушили мне надежду, что не все еще потеряно. Нью-Йорк снова взбудоражил меня. Я проходил мимо Saks, Bonwit Teller, Bergdorf’s и других магазинов, и во всех витринах юбки были выше пола на двадцать сантиметров. Это был тот самый нью лук, о котором в Бостоне все читали, но никто не осмеливался такое носить. Проходя мимо универмага Bergdorf’s, я вспомнил, как одна дама из Нью-Йорка, жившая в Бостоне, рассказывала про невообразимо роскошных женщин, которые выходили из этого супермаркета, разодетые в пух и прах. Платья в витринах были совсем не похожи на то, что носили в Бостоне, — никаких пастельных оттенков. Летние платья были черными, коричневыми и других темных цветов. Я понял, что попал в то место, где одеваются стильные люди.
Вернувшись в отель, я заметил, что на первом этаже того же здания находится ночной клуб Copacabana. Я заглянул туда, но метрдотель в смокинге заморозил меня взглядом. В лобби отеля я купил открытку с изображением скандально известного ночного клуба. Ее я и отправил в Бостон, сообщив родителям, что прибыл в целости и сохранности. Позднее мне рассказывали, что мама чуть не упала в обморок, получив открытку с почти голыми танцовщицами, дефилирующими по сцене клуба, — решила, что ее милого сыночка развратили в первый же вечер в большом городе. Родители подумали, что в дирекции Bonwit Teller сидят какие-то темные личности, раз они устроили меня ночевать в отеле, где творятся такие непристойности. А на самом деле отель был очень респектабельный и к тому же находился всего в трех кварталах от универмага.
Наутро я пришел в Bonwit Teller за несколько часов до открытия. Президент сети универмагов мистер Рудольф принял меня в своем кабинете, походившем на картинку из голливудского фильма. Меня представили всем байерам, и я с удовольствием приступил к двухнедельной программе обучения. Мне показали и объяснили всю подноготную работы универмага. Все были очень добры ко мне, и многие, с кем я познакомился тогда, до сих пор остаются моими друзьями. К удивлению своему, я обнаружил, что ньюйоркцы ничем не отличаются от бостонцев, и я ни разу не увидел ни одного «подозрительного иностранца», которых так опасалась моя мать. Я заметил лишь одно различие: люди в Нью-Йорке модно одевались. Поездка прошла чудесно. Каждая минута моего пребывания в этом городе была связана с модой. Байер костюмов впервые отвел меня на Седьмую авеню, в шоурум Давидова, где шили костюмы, пользовавшиеся огромной популярностью в Бостоне, — с тонкими лацканами, из мягчайшего твида. Мистер Давидов и его брат оказались добродушными и абсолютно нормальными людьми, ни капли не похожими на напыщенных дизайнеров из голливудских фильмов. Шоурум у них была очень скромная, модели ничуть не напоминали экзотических роковых красоток с киноэкрана (я черпал из кино все свои познания о том, как должен выглядеть мир гламура, и это не подготовило меня к реальности).