Модноверие

Какой-то странный звук, среднее между всхлипом и рычанием, вырывается из моего горла. Матвей, зову я. Матвей, мы дошли. Белько поворачивается ко мне. Я поднимаюсь ему навстречу.

— Даже не думай, братец, — говорю, — эта штука убьет тебя, стоит мне только сказать слово.

Он сразу же понимает, что я лгу. Вынимает из-за пазухи нож и медленно идет ко мне через луг. Над его сияющей в солнечных лучах головой кувыркаются бабочки.

Откуда только взялись силы? Я подхватываю под мышки Нестерова и почти бегом направляюсь к капсуле. Раненое бедро горит от боли, но эта боль только придает злости.

— Не подходи! Стой там, где стоишь, гаденыш!

Я слышу шорох травы за спиной. Отчаянно пытаюсь найти скрытую в гладком металле дверцу. И ключ… где-то был ключ…

Боковым зрением вижу Белько — он поднимает нож, я все еще в поисках ключа, вот смешно, а не остался ли он в рюкзаке, который утонул в море, не может быть такого — это уж совсем нечестно, проносится в голове, какая разница, успеваю подумать я, все равно ты не успеешь, он уже в шаге, тебе остались последние секунды, но как же обидно, ведь почти добрались, и никто так и не узнает, что мы с Матвеем совершили, кого завалили — какая жалость, и все было бы иначе, о, если бы можно было жизнь пролистать назад, как книгу, и поступить иначе — но теперь ничего не изменишь, и сил не осталось даже на последний бой, а ключ я, похоже, потерял…

Оборачиваюсь лицом к врагу и пускаю в ход последнее оружие — свои исцарапанные, покрытые струпьями руки. Белько взмахивает блестящим на солнце ножом, и на его тонких губах впервые появляется улыбка.

— Хейл, Ратко. Так и знал, что вы без меня в какое-нибудь дерьмо вляпаетесь, — сказал Ковальчук с удовлетворением, — благодари судьбу, что я успел. Не обошлись без самодеятельности, салаги. Ох, и задам тебе, когда вернемся.

— Задай, дружище, — сказал я одними губами, — задай как следует.

Белько с рычанием бился в его медвежьих объятиях, изогнутый нож мертвой змейкой блестел в осоке. За спиной Ковальчука остывала после прыжка сквозь время серебристая капсула.

Мила Коротич. Богам — без разницы

Золотистый черенок чуть холодил ладонь, а в руке ощущалась тяжесть.

— Посох ведуньи и должен быть приятно тяжелым, — улыбнулась старшая из Сестер сияния, словно прочтя мысли новенькой. — Смелее, сестра Анна.

Та справилась с остатками робости и перехватила позолоченную клюку поудобнее, двумя руками, вытянула ее вперед, к склоненной шее новообращенной сестры. К жирной, короткой шее, с буграми отложения солей. Анну аж передернуло. «Я сама пришла такой же», — укоротила она себя смиренно. Крупная золотая цепочка на этой толстой шее сглаживала негатив, ее блеск чуть успокоил Анну.

А Сестры сияния уже встали в круг. Каждая подняла руки к небу и закрутилась справа налево, по солнцу. «А-ах! А-ах! А-ах!» Повторяли все хором, старшие еще и задавали ритм. Он увеличивался, женщины кружились все быстрее, ветер от юбок долетал до лица молодой ведуньи и первой ее ученицы, прижимая пряди распущенных волос к шее. Звон ручных и ножных браслетов почти не слышался.

«А-ах! А-ах! А-ах! А-ах!» — все ускорялась песня. Кто-то из старших уже перешел на горловой шепот, искусно обволакивая сестринский круг звуковой завесой. От жара свечей дышать в комнате становилось все труднее, но никто не прекращал вращений. Анна не решалась начать, а новенькая так и не поднимала голову, кружась на месте и выставляя свои соляные бугры напоказ. Невыносимо. Надо скорее с этим покончить.

— Как величать тебя, дева? — решилась наконец заговорить Анна.

— Маша, — пискнула себе в пухлую грудь новенькая.

Некоторые из сестер уже стали пошатываться от вращений, но хор еще в ритм повторял: «Ма-ах! Ма-ах! Ма-ах!»

— О маха тофу еш! — почти выкрикнула Анна и, зажмурившись, опустила посох на шею Маши.

— Ох! — только и услышала ведунья. А потом звук рухнувшего тела. Еще одного, и еще одного. Обычное явление в ритуале.

Зажегся свет. Когда Анна открыла глаза, новенькая лежала на боку и изо рта ее текла струйка слюны. Глаза закатились, юбка задралась, да еще и обмочилась толстая девица от экстаза, видимо. Жалкое зрелище, но хуже всего, что она, кажется, не дышала.

Еще трое сестер, упавших во время ритуала, поднимались, пошатываясь, снимали с себя украшения и отдавали старшим. Значит, не доросли еще столько золота на себе носить! Но новенькая все лежала и не делала попыток подняться.

— Отвар встань-травы сюда, на смородине! Быстро! — железным голосом приказала старшая ведунья Сестер сияния. Запахло нашатырем.

Еще одна бодро затараторила, что все в порядке, удар золотого посоха всем идет на пользу и следующий семинар пройдет по плану через месяц, всем в вотсап кинут место-время-форму одежды. Следующая тема — мастер-класс по семейным практикам Лады и Леля. Как обычно, кто оплатит предварительно — пятьдесят процентов скидка. Снятые украшения в счет оплаты приняты по курсу покупки драгметаллов ЦБ. И большинство Сестер сияния быстренько ретировались. А Анна так и смотрела на манипуляции с новенькой, не подававшей признаков жизни.