Мужчина, попавшийся ему навстречу, действительно выглядел вполне довольным жизнью, однако, когда он подошел поближе, Михаил понял, что перед ним не житель Явленки, а московский земляк – тот был одет в форму МЧС и оглядывался по сторонам как человек, впервые оказавшийся в этом месте. Сам он тоже пригляделся к одетому в деловой костюм Михаилу и, признав в нем «своего», приветственно замахал рукой:
– Вы тоже из столицы? Сегодня приехали? МВД, надо думать?
– ИСК, – коротко ответил Михаил, внимательно разглядывая представителя дружественного ведомства.
– Из-за депутата? – без труда догадался эмчеэсовец.
– Ну да, из-за чего же еще? – вздохнул Михаил, решив, что с этим крепким мужиком с открытым лицом хитрить не стоит. – А вы – тоже из-за него?
Спасатель хохотнул:
– Не совсем. Его-то вылавливать уже поздно! Теперь надо сделать так, чтобы больше в этой луже никто не тонул, ни депутаты, ни простые смертные!
– То есть вы здесь будете работать? – удивился Михаил.
– Не я лично, наверное, – пожал плечами эмчеэсовец. – Я мониторю возможность организации спасательной станции, а там – посмотрим, кого из наших сюда отправить, – он вдруг спохватился и протянул инспектору руку. – Максим.
Михаил пожал жесткую и явно очень сильную ладонь, назвал свое имя, и они вместе зашагали мимо полуразвалившегося забора.
– Вы где остановились? Я у бабки Лукиничны из девятого дома, – сказал Максим.
– Тогда мы почти соседи, – усмехнулся Михаил. – Я – у Дмитриевны из одиннадцатого.
– Тут, похоже, только бабки и деды и живут, – вздохнул Максим. – Жуткое место, с тоски можно удавиться!
– Разве? – пожал плечами Преображенский. – Деревня как деревня.
– Ага, другие не лучше, – согласно закивал эмчеэсовец. – Я бы долго в таком месте жить точно не смог: зимой из дома носа не высунуть, потому что дверь снегом завалена, летом круглыми сутками в огороде копаешься, чтобы зимой было, что есть, – бр-р-р!
Михаил промычал что-то неопределенное – спорить с новым знакомым ему не хотелось, но и согласиться с ним он не мог. Ему ветхие жилища явленцев с каждой минутой казались все более привлекательными.
– Мне сюда! – Максим кивнул на калитку с прибитым к ней жестяным кружком, на котором с трудом различалась нарисованная краской и наполовину облупившаяся девятка. Михаил кивнул и, ускорив шаг, двинулся дальше.
Хозяйка, согласившаяся приютить его у себя на время расследования за весьма скромную плату, встретила равнодушным взглядом, указала на тарелку с вареной картошкой на столе и, усевшись в углу, принялась вязать, тихо щелкая длинными спицами. За окнами к тому времени совсем стемнело, и тесную комнату освещала только тусклая керосинка. Михаил поел с аппетитом – в Москве натуральный картофель был ему не по карману, поблагодарил хозяйку за ужин и уже собрался порасспрашивать ее о происшествии с депутатом, но она вдруг отложила свое вязание и подошла к стоящему в другом углу огромному сундуку.
– Я вам на полу постелю, а то больше спать негде, – сказала она, доставая из сундука старый, во многих местах зашитый матрас и яркое лоскутное одеяло.
– А вы уже ложитесь? – уточнил Михаил.
– Конечно, а что же, до утра сидеть? Керосин экономить надо! – отозвалась Дмитриевна, разворачивая матрас на полу.
Несколько минут спустя москвич ворочался на жестком матрасе, с ужасом думая, что со своей привычкой засыпать после часа ночи, долго не сможет угомониться и здесь. Можно было, конечно, достать суперфон, побродить по сети, пообщаться с друзьями, послушать книгу или погрузиться в фильм, но он опасался, что это вызовет недовольство хозяйки. Некоторое время инспектор действительно валялся без сна, слушая, как бабка кряхтит на своей кровати за ширмой, но потом, утомленный долгой ездой и чистым воздухом, все-таки отключился от реальности.
Проснулся Михаил тоже рано – хозяйка встала с рассветом и принялась топать и греметь посудой. Некоторое время следователь пытался дремать, не обращая на шум внимания, но, в конце концов, понял, что уснуть ему больше не удастся, и вылез из-под одеяла.
Первая половина дня прошла в нудных и однообразных опросах свидетелей. Их ответы почти не отличались друг от друга: все жители Явленки ругали «проклятых городских», жаловались, что те своими пикниками и праздниками на озере мешают им спокойно жить, и уверяли, что никого из них не было на берегу, когда тонул Муромцев. Никого не интересовали пьяные купания незваных гостей, все сидели по домам или работали на огородах и о несчастном случае узнали, когда все уже было кончено. Примерно то же самое они рассказывали и о других погибших в озере отдыхающих.
Подходя к очередному ничем не примечательному дому, Михаил услышал громкие недовольные голоса двух о чем-то споривших людей. Инспектор приблизился и узнал в одном из ругающихся голосов звучный баритон своего вчерашнего знакомого Максима.