Модные магазины и модистки Москвы первой половины XIX столетия

– Я уже думала о вас, – объявила она. – Вам нужно что-нибудь особенное, необыкновенное, не правда ли? Вот взгляните на эти новые куски. У меня есть идея…

Софья Николаевна с наслаждением погрузила руки в чуть шелестящий, мягкий шелк и в упругую волну каких-то немнущихся, легких и плотных тканей. Это было упоительно. Ей казалось, что из каждого куска можно создать чудеса. Один розовато-серый оттенок в особенности пленял ее. Он бросал бы такой чудный отблеск на ее чуть-чуть смуглую кожу.

– Как бы вы сделали, если бы я выбрала вот это? – спросила она.

– А, я почти знала заранее, что вы остановитесь на этом оттенке, – сказала тоном восторга m-me Обон. – Но я нарочно хотела дать вам выбрать, чтоб быть увереннее в вашем вкусе. Теперь я вам покажу мою идею.

И она достала из ящика большую картонку, в которой лежала, тщательно уложенная, какая-то паутина из золотых кружев, нитей и блесток. Своими опытными руками m-me Обон принялась осторожно отделять верхний слой этой паутины, подкладывая под него полосу розовато-серой ткани. И по мере того, как паутина все более отделялась, на ней проступал нежный рисунок каких-то фантастических листьев, стеблей и линий.

Раховская вдруг резко отвернулась от этого обольстительного зрелища.

– Нет, это мне не по средствам. Я не могу заказывать такие платья. Сделайте мне что-нибудь проще, – сказала она.

Лицо m-me Обон приняло словно обиженное выражение.

– Проще? Но я, право, не знаю, что можно сделать проще для такого бала, – произнесла она. – И для такой прелестной особы, как вы. К вашей красоте удивительно идет эта тонкая, почти скрытая роскошь. Взгляните, ведь эта паутина почти исчезает в тени.

И она повернула ткани таким образом, что паутина в самом деле как будто исчезла.

Софье Николаевне казалось, что ее истязают. Она уже чувствовала, что если откажется от «идеи», то что-то отлетит от нее, от ее счастья.

– Но сколько же может стоить такое платье? – спросила она заметно дрогнувшим голосом.

– Право, я сейчас не могу вам сказать, – ответила равнодушно m-me Обон. – Хорошие вещи всегда стоят хороших денег. Но об этом не стоит говорить, если идея вам нравится. Я не могу назначить цену раньше, чем вещь будет сделана. Вы понимаете, у меня нет модели, я должна создавать, и я не могу заранее знать, сколько чего пойдет. <…>

– Послезавтра, в это время, – напомнила m-me Обон, провожая ее до дверей. – Вы увидите, какой фурор произведет ваш туалет на бале.

Хотя это была обычная фраза, которую m-me Обон говорила всем своим клиенткам, но на этот раз она не ошиблась. Туалет Раховской произвел целую сенсацию»²⁷⁴.

Светская жизнь Москвы оживала около ноября, когда в дворянских особняках начиналась череда танцевальных вечеров, балов и маскарадов, а завершалась в последний день Масленицы ²⁷⁵. Здешняя знать обыкновенно устраивала пышный праздник 12 декабря в честь дня рождения императора Александра I²⁷⁶. В далеком 1805 году по этому случаю ожидался огромный обед у начальника столицы, а «вечером нарядный бал в Дворянском собрании. На Кузнецком мосту точно гулянье: в магазинах толпа, а у мадам Обер-Шальме такой приезд, что весь переулок заставлен каретами»²⁷⁷. В эпоху Николая I Благородное собрание открывалось «20 ноября или блестящим балом 6 декабря, в день тезоименитства императора»²⁷⁸.

Городскую суету в канун Рождества и Нового года живо передают произведения классиков. «Наступил канун Нового года; улыбнулся Москве трескучий мороз; выставил Люке на гигантские окна свои нескончаемые ряды бумажных сюрпризов, m-me Annette припечатала о получении прямо из Парижа таких головных уборов, лент и всяких нарядов, что и сам Париж не поверил бы, что он изобрел такие чудеса. Захлопали в ладони кучера у всех магазинов. <…> От Рено до скромного Поплюйкина все подняли цену на залежавшиеся шерстяные материи, атласы, трико и прочую пестроту полубумажных тканей; все повылезло из подвалов и перешло в швальни. В городе заговорили о двух невиданных еще праздниках; потребовались бархат pensee и бусы; мадам Вуато купила место для будущего дома и дала задаток за кирпич: у мадам Вуато кроились костюмы всех наций. У подъезда Матиаса устроилось гулянье, а на обширном дворе Магазина Русских Изделий была непроходимая толпа»²⁷⁹. О выручке в модных магазинах писал в декабре 1819 года

В.Л. Пушкин: «Накануне нового года князь Барятинский дает маскарад. Все наши красавицы в тревоге, и на Кузнецком мосту проезда нет. Я уверен, что мадам Ле-Бур получит теперь барыши сто на сто»²⁸⁰.