Модные магазины и модистки Москвы первой половины XIX столетия

Дворяне использовали труд крепостных портных, башмачников, швей и вышивальщиц вплоть до реформы 1861 года. М.Л. Назимов вспоминал о жизни своей семьи в уездном городе Арзамасе в 1810-х годах, где его отец служил соляным приставом – «по тогдашнему времени значительная для уездного города должность»: «Одежда и обувь у всех были очень незатейливы. Для ежедневной носки нам большею частью перешивали костюмы из старого платья отца или матери, да и у них был незавидный гардероб, тогда не знали столь разнообразных как в настоящее время одеяний и тем более предметов роскоши. Шуба и шинель, салоп зимний и летний, фрак, скорее камзол, сюртук, женские платья из двенадцати или четырнадцати аршин материи, шаль, платки и несколько ниток жемчуга составляли почти все богатство чиновного быта. При крепостном праве отец мой владел тридцатью ревизскими душами, но из этого маленького имения, кроме хлеба, круп, живности, получался холст и какое-то сермяжное сукно. Кухарка, портной, сапожник и комнатные девушки были все свои доморощенные. Из холста делали набойку для платьев, из сукна шили кафтаны и казакины. Ситцевые платья и сюртуки из другого сукна надевались только в праздничные дни и когда бывали гости. Сапоги или башмаки из тогдашних кожевенных материалов сошьют так, что их доставало с починкой и на год»⁶⁶¹.

Некоторые из крепостных мастеров удостоились теплых слов в мемуарах своих господ. Автор «Семейной хроники» не забыла своего мучителя башмачника Петра, «который шил обувь для всех нас и для всей дворни. Когда он становился передо мной на колена и, наклонив свою кудрявую голову… снимал с меня мерку, туго сжимая ею мою ногу, маменька всегда ему говорила:

– Делай ей как можно просторнее, Петр; ты всегда ей делаешь такие узкие башмачки, что приходится двадцать раз расколачивать.

– Слушаюсь! Слушаюсь! – говорил он успокоительно, выстригая огромными няниными ножницами уголки из мерки. – Слушаю-с. Это точно, в тот раз я маленько ошибся! Зачем им делать тесно!.. Растут-с!

Но когда башмаки были готовы и мы с няней хотели их примерить, они совсем не надевались. Мы шли с ними к маменьке, и тут же призывали Петра. Он пожимал плечами от удивления; божился, что думал – будут велики; разминал подошву, вытягивал края башмаков, засовывал в них пальцы и просил позволения самому на меня примерить. Тут он брал мою ногу, ловко и безжалостно всаживал ее в узкий башмак, живо завязывал ленты, и показывая маменьке свое произведение на моей ноге, говорил:

– Самый фасонистый, просторный башмачок!.. А это только барышня всегда изволят капризничать!..»⁶⁶²

Сын малороссийского помещика писал: «В числе крепостных крестьян моего отца многие знали ремесло. <…> Другим выдающимся лицом из ряда крепостных был родом из с. Сахновки портной Левко. Он обшивал всю нашу семью, можно сказать, с ног до головы. Он шил мужское и женское платье, белье, шляпы и не отказывался ни от какой работы, которая требовала иголки с ниткою. Обыкновенно, в случае надобности, его выписывали из с. Сахновки, и он устраивал свою мастерскую в зале. По виду он был больной человек, худой, желтый, смирный, тихий, молчаливый. Детей у него не было, а жена его была гораздо моложе его. Во время работы он питался от нашего стола. Вся наша семья любила Левка, и мы, маленькие дети, постоянно окружали его. Он был пожилым человеком и, конечно, давно уже умер.

Рядом с ним можно поставить другого ремесленника, тоже из с. Сахновки, сапожника Опанаса. Он шил всякого рода обувь для нашей семьи и для дворни, а также упряжь. Мастерскую свою он устраивал, обыкновенно, в поварской, где и пользовался остатками от кушаньев, в виде контрабанды. Он не пользовался особыми нашими симпатиями, был молчалив и только под звуки молотка напевал песни. У меня и до сих пор сохранилась одна его песня на русском языке с украинским акцентом. <…> Опанас тоже был свободным от панщины. В с. Сахновке он имел свою мастерскую и постоянно был занят исполнением заказов»⁶⁶³.

В семье графа М.Д. Бутурлина прислуга вполне удовлетворяла высоким требованиям: «У жены были теперь две горничные; старшая из них. была столь искусной портнихой, что все бальные женины платья были ее работы, и в магазины ничего для этого не отдавалось»⁶⁶⁴. Мемуарист Илья Салов рассказывал, сколь разительно отличались изделия крепостных от вещей, выполненных в специализированных мастерских. «Почти каждое лето приезжал к нам в Никольское крестник моей матери Василий Никитич Фок, или, как мы его тогда звали, Вася. <…> В то время, о котором я говорю, Вася был уже на службе, кажется, в Пензенской палате государственных имуществ. Он был франт большой руки, одевался всегда щеголевато и носил крахмальные манишки с такими же накрахмаленными стоячими воротничками, которые в то время назывались брыжами и были еще мало распространены. Он любил завивать волосы, помадиться и всегда носил с собой зеркальце, гребешочек и щеточки. Своими модными костюмами он всегда, признаться, приводил меня в смущение и даже возбуждал некоторую зависть.