Часть достопримечательностей была связана с сексуальными услугами. Дуглас Сазерленд вспоминал, что «в первые послевоенные годы Лондон стал столицей европейского порока. <…> Когда в Вест-Энде снова вспыхнули фонари, на улицах рядами выстроились проститутки»[343]
. В этом свете замечание Ника Кона о том, что в неоэдвардианство обратились последовательно плейбои центрального Лондона, гомосексуалисты и мелкие жулики, начинает играть новыми красками – хотя весьма вероятно, что то, что он изображает как череду заимствований в нисходящем движении по социальной лестнице, на самом деле было симультанным и затрагивало, угрожающим образом, представителей всех классов. Фрэнк Морт во всех подробностях показал, что представляли собой те несколько лет, предшествовавшие докладу Волфендена, когда порок в Вест-Энде пронизывал ригидную структуру лондонской жизни, не ограничиваясь здоровым влечением, но объединяя столичные сферы политического, социального и культурного в единый организм, пышущий страстью[344]. Эти процессы в обществе олицетворял порнограф Джон С. Баррингтон – он легко перемещался между социальными группами и жанрами фотографии, распространяя свидетельства своих трудов и сексуальных приключений по всей Чаринг-кросс-роуд и ввергаясь в череду перевоплощений, в рамках которой примерил на себя различные маски, от представителя богемы до денди[345]. В музыкальной индустрии можно было наблюдать сходные процессы: первые звезды британской поп-сцены, такие как Адам Фейт, Томми Стил и Клифф Ричард, были созданы продюсерами в расчете на вкусы толпы, аффектированную культуру костюмов из золотого ламе и эротизации парней из рабочего класса; в этой же культуре жили импресарио и антрепренеры в костюмах с Сэвил-роу, определявшие, за счет своего финансового влияния и криминальных связей, облик квартала наслаждений к югу от Оксфорд-стрит[346]. Иными словами, незаконная сексуальная деятельность облегчала процесс формирования новых социальных связей в послевоенном Лондоне и способствовала тому, чтобы за фасадом благопристойности возникали источники новой модной идентичности. От наслаждения, которое рождал этот процесс, содрогался Вест-Энд; вероятно, желание испытать его и привлекало сюда членов банд из южных и восточных частей города, чье участие в жизни центральных районов столицы подтверждало их скандальную репутацию. В Опросе общественного мнения приводится портрет типичного обитателя Вест-Энда – Джека, сына букмекера и магазинной воровки:Джек, 17 лет, рабочих навыков не имеет… после окончания школы ни разу не работал. <…> Его одежда пошита на заказ у дорогого вест-эндского портного, на нем также ботинки ручной работы. Его мать оплачивает счета и провоцирует на дальнейшие траты. «Тебе пора купить новый прикид, Джек», – говорила она каждый раз, как я видел ее. Хотя Джек выглядит почти как денди, он не бережет свои наряды и постоянно участвует в привычных для Вест-Энда драках. <…> Целыми днями он слоняется «с парнями» по закоулкам Вест-Энда, а вечера проводит в пабах или в дешевых вест-эндских клубах за игрой в бильярд и пинбол[347]
.