Модный салон феи-крестной (СИ)

Я порой забывала об этом, ведь Зараза любила вести себя словно ребенок. Но иногда я ловила ее взгляд и сразу вспоминала, что ей много-много-много лет. Она вылупилась из яйца и жила несколько столетий назад. И еще неизвестно, сколько этих столетий ей на самом деле. Зараза притворялась, что внезапно оглохла, каждый раз, когда я пыталась узнать ее возраст. Потом у нее была долгая спячка в камне. И вот она снова бодра, весела и игрива.

Вернулась моя питомица за полночь. Объевшаяся, ленивая, уставшая и без юбки. Одежду она держала под мышкой передней лапы. Тяжело взлетела на подоконник, со звонким шмяком плюхнулась попой на подоконник и протяжно выдохнула.

— Фу-у-ух...

— Оригинально, — прокомментировала я ее внешний вид.

— Агась, — икнула она и свесила задние лапы в комнату.

— Ты пьяная, что ли? — принюхалась я.

— Тютють, — снова икнула она.

— Одна-а-ако... — У меня вырвался смешок. — И чем же вы занимались? Расскажешь?

— Пили. Ели. Иссе пили. Летали. Плавали. Пили.

— Какая насыщенная программа, — прокомментировала я.

— Дя. Усталя я. Помоги малинькой мине. Не видись, сто ли? — И она снова икнула.

Я рассмеялась, но встала и подошла к окну.

— А голая-то почему? Когда ты успела раздеться?

— Плавали... Ыбку ловили.

— Кого ловили?

— Ыбу.

— Ыбу... Ах, ры-ы-ыбу! В море плавали?

— Дя.

Я подняла упитанную вялую тушку и отнесла в ванную. Она, конечно, нечисть и каменная горгулья, но без защитной чешуи моими стараниями. И кожица в таком, живом, состоянии у нее нежная и мягкая. Помыла я ее с мылом, чтобы убрать остатки соли от морской воды. Вытерла насухо полотенцем.

Осоловевшая Зараза с трудом держала глаза открытыми и клевала носом. А когда я закончила с ее гигиеническими процедурами и отнесла в кровать, сонно пробормотала:

— Хвость холосий. Тисуйтятый.

— У гада летучего-то?

— Дя. Наса класная гадисть. Оставляемь... — И она всхрапнула.

— Наша красная гадость... — повторила я и негромко рассмеялась.

Интересно, и где эта «гадость» бродит? Увел девушку на свидание. Вернулась она в одиночестве, пьяная, обожравшаяся, помятая и голая. Стоит задуматься, можно ли доверять такому кавалеру?

Я уложила сомлевшую нечисть, укрыла ее и отошла к окну.

— Пс-с-ть! — тут же донеслось снизу.

Я высунулась и увидела Ирдена, сидящего на крыльце. Вид у него тоже был расхристанный. Сюртук и ворот рубашки расстегнуты. Шейный платок торчит из кармана. Волосы взлохмачены.

Я осмотрела супруга и хмыкнула. Свет фонарей с улицы хорошо освещал и мой двор. Поэтому я дополнительное освещение на крыльце обычно не включала. Только со стороны внутреннего двора, если выходила туда по вечерам.

— Как погуляли? — спросила шепотом, присев на подоконник.

— Отлично, — тихонько рассмеялся он. — Она на редкость забавная. Где ты достала такое удивительное существо?

— Получила в качестве обременения к дому, — улыбнулась я.

— Они вымерли, и последнюю горгулью встречали пару столетий назад.

— Знаешь, думаю, все немного сложнее. Когда мне вручили горгулью, я думала, это обычная статуя. Она была в каменном состоянии. Ни проблеска жизненных сил или магической энергии.

— Думаешь, где-то в горах могут оказаться спящие в камне ее соплеменники?

— Кто знает? — пожала я плечами. — Я в горах никогда не бывала.

Мы разговаривали вполголоса, чтобы не разбудить спящую Заразу. Светила луна. Ветерок шевелил наши волосы. Пахло морем, цветами, фруктами и почему-то вишневым табаком. На улице уже было практически пусто, лишь изредка запоздавшие прохожие спешили по домам.

— Хочешь, я покажу их тебе? Только нужно теплую одежду. Там всегда снег. У тебя есть?

— Снег?

— Одежда.

— А. Да. Я же из Эстарина, там холоднее, чем у вас тут.

— У нас, — исправил меня дракон. — Ты теперь одна из местных.

Мы помолчали. Ирден, закинув голову, смотрел на небо. А я на него, изучая, насколько это возможно в темноте. В дом я его не приглашала, но и не спешила прощаться. Было что-то приятное вот в таком общении, когда я в окошке второго этажа, а он снизу.

— Куда ты желаешь завтра сходить, ягодка? — спросил он.

— Не знаю. Я ведь не местная. У тебя есть предложения?

— Множество! Может, в театр, в оперу?

— Ой нет! Пожалуйста, только не в оперу! — взмолилась я. — Это неаристократично, признаю, но я совсем не понимаю и не люблю ее.

— Боги! Какое облегчение! — хохотнул Ирден. — Я боялся, что ты согласишься! Мне стыдно, но в опере я почти всегда засыпаю. Приходится просить соседей, чтобы толкали меня, если вдруг начну храпеть.

Я прыснула от смеха и зажала рот ладонью, чтобы не будить Заразу.

— А оперетта? — спросил Ирден. — У меня постоянный доступ в ложу во всех театрах. Завтра будет какая-то веселая постановка. Пойдем?

— Ладно. Оперетта мне по душе, она забавная, и я в состоянии разобрать, что они говорят и поют. И балет нравится. Там красиво.

— Хорошо, — с улыбкой смотрел на меня дракон. — Ягодка, ты милая. Знаешь об этом?

— Знаю, — не стала я скромничать.

Ирден прислушался к чему-то, повернул голову в сторону калитки и позвал:

— Выходи. Я тебя по запаху учуял.