Модус вивенди

Сон окутал меня почти сразу; видимо, для непривычного к потрясениям и больше приспособленного к размеренной обработке информации сознания сегодняшних событий хватило с лихвой. И легкий осторожный поцелуй в макушку я тоже предпочла посчитать сном. Так было проще.

Глава шестая. Предпосылки контакта

Тело никогда не лжет.

Марта Грэм

Тому факту, что проснулась в объятьях Одержимого, я не то что не возмутилась – даже не удивилась. И не стала ругаться, вырываться и дергаться. Говорят, если утром очень резко встать с кровати, есть риск забыть в ней что-то важное вроде некоторых мыслей и даже части собственной души. Поэтому я просто лежала, глядя в окружающую темноту, вспоминала события вчерашнего дня и… да, наверное, нужно это признать, – наслаждалась.

Сейчас можно было на несколько секунд забыть о характере этого человека, не ждать от него подвоха, не думать о приличиях, а просто расслабиться. Как тогда, в танце, на мгновение довериться уверенным рукам, обнимающим и слишком крепко для спящего прижимающим к сильному телу. Прислушаться к теплому дыханию, щекочущему ухо и шею.

Не язвительный гвардии ротмистр с повадками хама и отребья. Не безжалостный загадочный Одержимый, глазами которого смотрит межзвездная тьма. Просто мужчина – сильный, спокойный, близкий, теплый… родной?

На мгновение остро захотелось, чтобы это были не ускользающий сон и самообман, а чистая правда.

Наверное, я в самом деле слишком устала быть одна.

Надо взять по возвращении отпуск. И уехать куда-нибудь на море, где не очень жарко, но тепло. Ветер пахнет солью и сосновой смолой. И можно совсем ни о чем не думать, никуда не спешить и не решать вопросов сложнее, чем меню на завтрак. Хотя, казалось бы, в этой миссии все мои умозаключения ничего не стоили, от меня ровным счетом ничего не зависело, но навалилась такая усталость, будто я вела ужасно ответственные переговоры.

А еще было бы неплохо принять несколько приглашений на светские вечера. Тихие, уютные, где можно немного потанцевать и просто поговорить. Ни о чем. О погоде, природе, послушать сплетни, обсудить наряды… Пообщаться. Кажется, я устала уже не просто от одиночества, но от фатального недостатка общения. Спокойного и ровного, когда у собеседника не надо ничего узнавать и не надо от него ничего добиваться. И, более того, когда собеседник этот – понятный и совершенно предсказуемый человек.

Мужчина рядом едва ощутимо вздрогнул, просыпаясь и вырывая меня из мрачных сонных мыслей. Я тут же внутренне напряглась, ожидая очередной язвительной гадости. Но Ветров почему-то молчал, не спеша выпускать меня из объятий и лишь слегка их ослабив.

– Доброе утро, – тихо проговорила я.

– Доброе, – так же тихо согласился он, зачем-то едва ощутимо касаясь губами моей шеи. А я вместо того, чтобы вежливо отстраниться, просто прикрыла глаза, наслаждаясь теплом и спокойствием. Я уже настолько запуталась в этом человеке, что мне было безразлично, что будет дальше. Начнет ли он язвить прямо сейчас, или вдруг решит меня поцеловать, а к обычной хамоватой манере вернется через полчаса или час… Плевать. Я слишком устала балансировать на жердочке и искать компромиссы. – Ты хорошо себя чувствуешь? – вдруг настороженно спросил мужчина, переворачивая меня на спину и заглядывая мне в лицо.

– Наверное, просто устала, – безразлично пожала плечами я, нехотя открывая глаза.

– Просто устала? – язвительно передразнил он. Правда, взгляд при этом оставался пристальным, внимательным и предельно серьезным. Даже как будто встревоженным. Мужчина склонился к моему лицу, коснулся губами лба и отстранился с еще более мрачным видом. – Ты в курсе, что у тебя жар, причем нехилый?

– Да ерунда, – поморщилась я. – Там аптечка в сумке должна быть, одна инъекция… – я попыталась подняться, но рука Одержимого удержала меня на месте.

– Лежи, – хмыкнул он, выбираясь из кровати. Я подчинилась с облегчением, прикрыв глаза и желая полностью раствориться в теплом киселе кровати.

Это действительно многое объясняло. Во всяком случае, мрачные пораженческие мысли и утренние страдания по загубленной жизни. Когда я болею, я становлюсь чудовищно мрачной, унылой и капризной особой. Особенно когда у меня жар.

Однако все оказалось хуже, чем я предполагала: лекарство не помогло. Сознание плыло, путая реальность с вымыслом. В комнату постоянно кто-то заходил и выходил, но почти никого из них я не видела. Слышала, как Ветров ругался с варом – очень может быть, вчерашним, – а потом ударил и вышвырнул за дверь.

Правда, насколько это было близко к реальности, я поручиться не могла, потому что следующим посетителем был отец, и он тоже о чем-то ругался с Одержимым. Потом папа присел на край кровати, гладил меня по голове и молча смотрел своими грустными карими глазами. Заходил Аристов и грозился выговором, даже цесаревич заходил и укоризненно качал головой.