Модус вивенди

— Как вы определили, что я уже слышу вас? Вы же стоите спиной? — поинтересовалась я, не спеша менять положение. Правильная моторика и координация движений восстанавливалась предпоследней, дольше наблюдались трудности только с памятью и в принципе мышлением.

— Какая разница, — отмахнулся он. — Так зачем тебе эти книги? На досуге изучаешь военное дело?

— Эти книги принадлежали отцу, он очень их любил, — вяло пояснила я.

— И кто же у нас отец? — с той же насмешкой уточнил ротмистр.

— Как нетрудно догадаться, Чалов Аркадий Андреевич, — так же невозмутимо ответила я, пытаясь хотя бы предварительно утрясти в голове информацию от энцефалографа.

— Генерал-фельдмаршал Чалов? — резко обернулся он, вперив в меня очень пристальный и непонятный взгляд.

— Он самый, — слегка кивнула я, прикрыв глаза. — Я бы не сказала, что это какая-то страшная тайна.

— Я не знал, что у него были дети, — голос ротмистра прозвучал задумчиво и озадаченно.

— У него был один ребёнок, — педантично поправила я. Это была не то чтобы больная тема, но грустная: об отсутствии у меня братьев и сестёр я переживала с самого детства, но мечты так и остались мечтами. — Это что-то меняет?

— Отчего он умер? — проигнорировав мой вопрос, уточнил Одержимый.

— Сердце, — также ровно ответила я. — Вы не могли бы некоторое время помолчать? Мне необходимо собраться с мыслями.

К моему искреннему удивлению мужчина действительно оставил меня в покое. А я вместо того, чтобы сосредоточиться на полученной от энцефалографа информации, задумалась, что говорить гадости — это тоже своего рода талант, и, похоже, Ветров обладает им на грани гениальности. Я готова была поручиться, что именно сейчас он не ставил себе целью спровоцировать меня или вывести из себя, но удивительно точно умудрился зацепить две из трёх самых болезненных для меня тем; третьей была смерть матери.

Нет, на самом деле, если копнуть глубже, тема была одна: одиночество. Наверное, его можно было назвать проклятьем нашей семьи. Оно убило мать; верная женщина способна ждать очень долго, вот только не всякое здоровье способно это самое ожидание выдержать. Анна Чалова была очень доброй и ранимой особой, и она просто не выдержала изматывающей тревоги за жизнь мужа. Одиночество убило отца. Это официальное заключение говорило о сердечном приступе, но я-то знала истинную причину. Полный сил и энергии мужчина, получив отставку и почётную пенсию, сгорел за какой-то год и превратился в чуть живую развалину, не выдержав потери единственного оставшегося в его жизни смысла — службы. Не сумел найти себе другое применение, и умер — от невысказанной обиды и собственной ненужности, и я ничем не могла ему помочь.

Я, наверное, даже работу эту выбрала именно из-за этого проклятого одиночества; пыталась таким образом получить прививку от извечного семейного недуга.

Волевым усилием отогнав мрачные бесплодные мысли, я всё-таки сумела сосредоточиться на насущном. Странно, но Ветров этому процессу не мешал, и никак в мои мысли не вмешивался. Либо, выяснив личность отца, которого в армии очень уважали, проникся заодно уважением и ко мне. Но в этот вариант верилось слабо; Одержимый по первому впечатлению и характеристике совершенно не признавал авторитетов. Второй вариант был правдоподобнее, и всё равно вселял определённый оптимизм: ротмистр всё же умел разграничивать служебные вопросы и всё остальное. То есть, систематически отравлять моё существование он будет, но по крайней мере не будет мешать работать. А, значит, с его присутствием вполне можно было смириться.

Оставалось только надеяться, что своим поведением ротмистр не спровоцирует пару-тройку дуэлей. Это Аристов — дипломат и вообще очень сдержанный мужчина, для которого я в первую очередь ценный самостоятельный специалист, и только потом — женщина. А вот если свидетелем подобного окажется кто-то ещё, всё закончится плачевно.

Но, надо думать, в бою Ветров тоже нечеловечески хорош, раз дожил до своих лет: в дуэлях он должен участвовать очень часто. Если даже он не бывает в более-менее приличном обществе, то в любом случае общается с офицерами, и мало кто из этих господ потерпит такое к себе отношение.

Всё-таки интересно, кому и что он пытается таким поведением доказать? Попросту привык к такой манере общения, и не желает что-то менять? Слишком себялюбив, чтобы кому-то спокойно подчиняться? Заявляет протест против общего несовершенства мира? Мстит за какие-то детские обиды? Или — чем бес не шутит — в самом деле ищет смерти? Как-то всё это… странно для офицера такого опыта и такого ранга. И мелочно.

Впрочем, решать проблемы Ветрова я точно не собиралась. В конце концов, может, у него просто нелады с психикой, и тут поможет только врач-специалист, или даже он уже не поможет: не стоит забывать, что я имею дело с Одержимым. Зато имелся хороший дополнительный стимул решить поставленную задачу в кратчайшие сроки.