Модус вивенди

Поймав себя на этой мысли, я, подозреваю, отчаянно покраснела, и очень порадовалась, что в этом глухом уголке царит рассеянный полумрак, и цвет моего лица не виден.

— И вместо того, чтобы попытаться заинтересовать, ты продолжил вести себя привычным образом? — иронично уточнила я.

— Растерялся. Испугался.

— Ты? Испугался? — недоверчиво переспросила я.

— Я давно уже зарёкся общаться с высокородными особами и дворянками, — он слегка пожал плечами. — А тут… целая княгиня, да ещё какая. А ты как будто нарочно издевалась, — проговорил мужчина, прихватывая губами кожу на открытой части шеи. — Хотя нет, честно говоря, главную пытку я себе устроил сам. Каждую ночь обнимать тебя — и не иметь права на что-то большее. Я, наверное, ни одну женщину так не хотел в своей жизни, как тебя. Ты купалась — а я сидел к тебе спиной и представлял, что бы хотел с тобой сделать. Потом ты заболела, я тебя лечил, и в процессе понял, что ты совсем не такая, как я боялся.

— Каким образом? — растерянно уточнила я.

— Не спрашивай, это было… неизбежно, просто побочное свойство применения некоторых способностей. Потом я наблюдал за тобой и отчётливо понимал, что не смогу выкинуть тебя из головы и из сердца, что всерьёз влюбился. А когда понял, что ещё немного, и навсегда потеряю даже возможность тебя видеть… пришлось рискнуть. Не удивительно, что от радости меня здорово повело, и никак не получается успокоиться. Хочется сделать какую-нибудь глупость, хоть бы даже действительно приковать тебя к себе наручниками, — насмешливо хмыкнул Одержимый.

— Ну, ты постарайся всё-таки продолжать себя контролировать, — не удержалась я от улыбки и вместо ответных слов поцеловала его. От всего услышанного было жарко, тревожно, смешно и страшно одновременно. Пульс бешено скакал, в груди ворочался пушистый комок, а в голове точно так же сумбурно метались мысли, поэтому сказать что-то связное я не могла, — сама ничего не понимала! — а так… Мне кажется, подобный ответ ему понравился.

Целовались мы долго и увлечённо, и мне почему-то совсем не было стыдно, хотя, казалось бы, находились мы в общественном месте. Наверное, потому что было темно, потому что мы оба были полностью одеты, а ещё потому, что по такой погоде и такому времени желающих бродить по тёмным окраинам парка не наблюдалось, и здесь мы были совершенно одни.

— Ты чего? — удивлённо уточнила я, потому что Ветров прервал поцелуй и уставился на меня со вполне различимой даже в полумраке бесшабашной улыбкой.

— Я вдруг подумал, что последний раз целовался в парке на скамейке в пятнадцать лет, — сознался он. — С ума сойти. Страшно представить, сколько времени прошло и как давно это было. Но мне нравится.

— Пойдём домой? — предложила я через несколько секунд молчания.

— Замёрзла? — тут же насторожился Одержимый, отчего-то вызвав у меня этим необъяснимо радостную улыбку. Я качнула головой.

— Нет. Просто нагулялась, — ответила, несколько покривив душой. Нагулялась я ещё до того, как мы вышли из дома, а сейчас… Кажется, я начинаю понимать и разделять его стремление постоянно прикасаться и находиться рядом. И, кажется, уже совсем этого не стесняюсь. Во всяком случае, пока мы вдвоём.

Последующая неделя до приёма прошла удивительно уютно, спокойно и ровно. Несмотря на мой первоначальный протест против решительного напора Ветрова, оказалось, что ничего страшного не случилось. Всё новое в жизни устаканилось естественно, легко и само собой. Не было никаких грандиозных перемен, мир не переворачивался, мне не пришлось как-то решительно меняться и что-то менять. Просто в один прекрасный момент я обнаружила, что в моей жизни и в моём доме появился мужчина. И это оказалось гораздо легче принять, чем я боялась.

Наверное, всё дело было в личности этого самого мужчины. В таких вот мелких, житейских, бытовых вопросах Ветров удивительно напоминал отца: по-военному аккуратен и неприхотлив. Учитывая, что я сама с детства привыкла к подобному, когда вещи аккуратно разложены по полочкам и в окружающем пространстве нет ничего лишнего, оказалось, что в этом вопросе наше сосуществование вполне комфортно.

Единственный конфликт случился на другой почве, на первый взгляд — из-за сущей ерунды, и опять Одержимый разрешил его в своей привычной деспотичной манере. Я, в общем-то, совершенно не удивилась, что Ветров с его стремлениями и вкусами оказался категорически против не только моих ночных сорочек, но и домашнего платья. По поводу первых я даже не слишком возражала: в конце концов, куда приятнее было засыпать в объятьях мужчины сразу, пока кожа ещё хранила ощущение его прикосновений и поцелуев, прижимаясь к его обнажённому телу, чем вставать, одеваться и отгораживаться от него лишними слоями ткани.