Модус вивенди

Кромка побережья выглядела почти так же, как дома. Затянувшие небо плотные облака делали воду свинцово-серой. Мелкий прибой трепал ошметки водорослей и разбитые ракушки. Волны облизывали серо-розовый, похожий на расколотый гранит песок, оставляя на нем грязные зеленоватые клочья пены.

Потом песчаный участок кончился, берег приподнялся сумрачными темными скалами, у подножия которых волны уже не были столь безобидными и лупили каменные стены с упрямым рокотом. Жалко, что пузырь не пропускал запахи; но я хорошо помнила этот сырой йодистый аромат и сейчас почти слышала его.

Высадились мы там, где в море впадала небольшая довольно бурная речушка. Я хотела пройти вдоль нее к лесу и дальше немного вверх, полюбоваться цепочкой перетекающих друг в друга озер. Жалко, здесь не было Македы, ей бы понравилась такая прогулка.

— Я ждать здесь, — сообщил вар, когда шар плавно опустился на камни, и в его стене открылся проем.

Ветров шагнул вперед первым, судя по движениям капюшона — внимательно огляделся по сторонам, после чего развернулся и со своей обычной бесцеремонностью вынул наружу меня, как-то умудрившись не задрать при этом ни свой, ни мой плащ. Заверять, что я вполне справилась бы сама, я не стала. Смысл, когда все уже случилось?

Оказалось, с запахом я ошиблась: йодистого привкуса в нем не было, только сырость и тина. Совсем забыла, что океан здесь почти пресный.

Мы аккуратно двинулись между огромных валунов, составляющих берег реки. Буквально через десяток шагов транспортный пузырь скрылся из виду, и Одержимый, невнятно выругавшись себе под нос, стянул с головы капюшон и откинул полы плаща за плечи.

— Идиотская форма одежды, — мрачно пробормотал он, когда я последовала его примеру. — На кой черт им вообще руки нужны?

— Ну как же? Чтобы разговаривать, — иронично ответила я, пожав плечами.

— Ладно, а зачем тебя в лес понесло? У меня сложилось впечатление, что ты не очень-то любишь прогулки.

— Напротив, я очень люблю неторопливо и размеренно бродить по живописным местам, — возразила я.

— Что ж тебя приходилось выгонять на улицу пинками? — с недоверчивым смешком уточнил мужчина.

— Потому что работу свою я тоже люблю и не люблю бросать недоделанные дела, — спокойно пояснила я. Потом после короткой паузы почему-то честно уточнила: — Я и собаку для этого завела, чтобы был стимул хоть иногда выходить из дома.

— Она на тебя похожа. Странная зверушка, — хмыкнул он, искоса бросив на меня непонятный взгляд. Уточнять, похвалил он меня таким образом или попытался задеть, я благоразумно не стала.

— Говорят, все животные похожи на своих хозяев, — пожала плечами. — А ты не сторонник живности в доме?

— Никогда не имел возможности, — после долгой паузы ответил он. — Сначала учеба, потом служба, а за зверьем присмотр нужен, не до того.

Ну надо же. Мы идем и ведем вполне приличную светскую беседу; скажи кому — не поверит.

— Что смешного? — настороженно уточнил мужчина. Кажется, я слишком весело улыбнулась своим мыслям.

— Честно? — насмешливо вскинула брови я. Выдумывать что-то было лень, поэтому ответила правду: — Я подумала, что ты умеешь быть хорошим, только обычно тщательно это скрываешь. Что я не так сказала? — опешила я, потому что при этих словах он состроил раздраженно-озлобленную гримасу, как будто услышал несусветную гадость, молча отмахнулся и замолчал.

Похоже, я опять умудрилась случайно задеть какую-то болевую точку. Даже страшно представить, сколько их у него.

Во избежание углубления скандала, чтобы не провоцировать Одержимого, я тоже предпочла замолчать, отдавая дань видам. Тем более посмотреть было на что.

Вблизи этот своеобразный лес выглядел совершенно удивительно и совсем не так однообразно, как сверху. Бесконечный неподвижный лабиринт причудливых форм и цветов. Огромные, в два человеческих роста, лишайники всех оттенков серого и зеленого ветвились подобно оленьим рогам, образовывали элегантные венчики и похожие на розовые бутоны структуры. К твердым одеревенелым «ветвям» крупных видов лепились розетки более мелких, похожих на кружевные цветы и напоминающих расцветкой яшму во всем богатстве ее разнообразия. Завесами живой кисеи, местами достигавшими земли, тут и там свисали длинные гирлянды серебристо-сиреневых, желтых, сизо-голубых и нежно-розовых мхов.

Толстый ковер из совсем другого, темного сине-зеленого мха мягко пружинил под ногами, которые погружались в него по щиколотку. Это было очень приятное, но жутковатое ощущение, как будто земля в любой момент может раздаться в стороны и сожрать случайных путников.

Обманчивое, но очень упрямое чувство. Я точно знала, что тут даже насекомых нет, только какие-то простейшие, но первозданная неподвижная тишина, нарушаемая лишь тревожным посвистом ветра и плеском воды, угнетала. Записанное глубоко в генах знание: если затихла природа, значит, грядет какая-то опасность. Им не объяснишь, что природы, способной на что-то реагировать, как и самих опасностей, отличных от катаклизмов вроде землетрясений и извержений вулканов, здесь попросту нет.