Модус вивенди

О том, что ротмистр держит свои обещания, я уже знала. Не изменил своему слову он и сейчас. Ночь действительно получилась очень, очень долгой, и он действительно совсем никуда не спешил. Был безжалостно нетороплив, раз за разом доводил до умопомрачения.

До этой ночи я не подозревала, что наслаждение может быть до слез острым, а желание — настолько всепоглощающим, что не оставалось места ни гордости, ни правилам, ни морали.

Сжалился надо мной и позволил уснуть мужчина только под утро. Впрочем, я даже не была уверена, что уснула; это было чем-то похоже на потерю сознания, настолько мгновенно я отключилась. А будить он меня начал, по ощущениям, сразу же.

— Игорь, это бесчеловечно, — тихо пробормотала я, пытаясь прийти в чувство, когда мужчина, отчаявшись меня дозваться, подхватил на руки и куда-то понес. Впрочем, вариантов было немного, но верить в справедливость собственных подозрений не хотелось.

— Не спорю, но проснуться надо, — со смешком ответил он. Утверждение было справедливым, так что я приготовилась мужественно терпеть макание в ледяную воду.

Однако я опять подумала об Одержимом хуже, чем он был на самом деле. Хоть место назначения я и определила правильно, но Игорь оказался гуманней. Во-первых, никто никуда меня не макал — поставил на ноги и аккуратно завел под «душ», придерживая за плечи, — а во-вторых, вода была теплая. Прохладней, чем я обычно имела привычку мыться, но находиться в ней было вполне комфортно.

Несмотря на отсутствие резкого потрясения, какое могла дать ледяная вода, глаза все-таки открылись, постепенно начала возвращаться ясность мышления. Правда, вместе с ней нахлынули воспоминания ночи, и я вдвое против обычного смутилась собственной наготы и близости обнаженного мужчины. Вот только сбегать от него в свете последних событий посчитала бессмысленным и очень глупым и вместо этого спрятала пылающее лицо у него на груди.

— Так, кажется, проснулась, — с обычной своей насмешливостью заключил он, крепко меня обнимая. Странно, но от этого стало гораздо спокойней, и смущение схлынуло. — Как ты себя чувствуешь?

— Вчера я была вымотана морально, а теперь еще и физически. Вот зачем было… так? — пробормотала раздраженно. Тело было ватное, совершенно не хотелось шевелиться. Несильно, но неприятно ныла каждая мышца, причем о существовании некоторых из них я до сих пор даже не подозревала.

— Странно. Обычно физические нагрузки и хороший секс, наоборот, помогают от моральной усталости, — ехидно сообщил он.

— То есть это тоже был способ лечения? — вздохнула я. Проверить его слова пока не получалось: я все никак не могла проснуться в достаточной для оценки собственного психологического состояния степени.

— В том числе, — Ветров пожал плечами, потом немного отстранился, отступая из-под струй воды и вытаскивая из-под них меня. Приподнял мое лицо за подбородок, чтобы заглянуть в глаза. — Извини, — чуть кривовато усмехаясь, проговорил он. — Я просто не мог остановиться. До сих пор не могу поверить, что все это — на самом деле, что ты моя. Не гордая и невозмутимая, безукоризненно воспитанная и сдержанная княгиня, а теплая, сонная, недовольно ворчащая земная женщина, которую можно обнимать, целовать и не выпускать из рук.

От его слов в душе поднялась волна очень противоречивых эмоций. С одной стороны, от скорости развития событий, от этого упрямого бескомпромиссного «моя» стало здорово не по себе, даже почти страшно. Слишком стремительно ворвался в мою спокойную жизнь этот человек и слишком уверенно и быстро начал кроить ее под себя. Еще вчера мы были просто знакомыми, даже не приятелями, а сегодня он называет меня своей. Прежде отношения с мужчинами строились по привычному сценарию, который я считала единственно верным: знакомство, размеренное общение, симпатия, постепенное узнавание, нахождение общих интересов, зарождение влюбленности, привыкание. А сейчас с Ветровым… Господи, да я его до сих пор не понимаю, иногда боюсь, иногда почти ненавижу и не знаю, хочу ли я быть рядом с ним! Но при этом уже провела с ним ночь, с удовольствием нежусь в его объятьях, а воспоминания о близости с ним опаляют жаром и желанием, даже несмотря на усталость, измотанность и множество неприятных ощущений по всему телу.

И вот это как раз была другая сторона. Обжигающая страсть мужчины была чем-то совершенно новым, странным и нестерпимо влекущим. Никто и никогда прежде не относился ко мне вот так, не говорил таких слов, от которых становилось безумно стыдно и очень жарко. Я никогда толком не верила в существование чувств подобного накала или, вернее, в то, что именно я могу быть их объектом. Разрушительно-отчаянное желание Одержимого невероятно льстило, и за это мне было стыдно уже перед ним самим. Было ощущение, что я обманываю его, хотя, казалось бы, я совсем ничего не обещала и более того, вроде бы ясно дала понять, что слишком мало его знаю для каких-то ответных чувств.

Но в итоге, наплевав на сомнения, решила рискнуть. Не согласиться на все и сразу авансом, но ответить единственным, чем могла и чего Ветров вполне заслуживал, — правдой.