Моё!

– Она нас примет, – сказал он. По дороге к дому Диди Марк сказал:

– Хладнокровнее. Не вздумай срываться или начать умолять. Это не поможет.

– О'кей.

Марк тронул вырезанные на ветровом стекле буквы.

– Этот сукин сын здорово тебя отделал, да? Я чуял, что-то есть зловещее насчет этого типа. Разъем в горле. – Он хмыкнул. – Интересно мне, что ему было надо.

– Не знаю, и надеюсь, что никогда его больше не увижу. Марк кивнул. До коттеджа оставалась пара миль.

– Послушай, – сказал он, – есть кое-что, чем я должен тебя нагрузить. Я тебе рассказывал насчет пластической операции у Диди?

– Да.

– Она была красивой. Теперь нет. Она сказала хирургу, чтобы он сделал ее уродливой.

– Уродливой? Зачем?

– Она хотела перемениться. Не хотела быть той же, что прежде, – я так думаю. Так что, когда ты ее увидишь – будь поспокойнее.

– Буду, – ответила Лаура. – Я буду потрясающе спокойна.

Она притормозила и свернула на грунтовую подъездную дорожку. Подъезжая, она заметила, что передняя дверь открыта. Оттуда вышла полная женщина в темно-зеленом свитере и брюках цвета хаки. Длинные рыжие волосы спадали волнами ей на плечи. У Лауры повлажнели ладони, нервы расходились. «Хладнокровнее», – напомнила она себе. Остановила машину и заглушила мотор. Момент настал.

Беделия Морз стояла в дверях и смотрела на идущих к ней Лауру и Марка. Лаура видела ее жабье лицо и кривой нос и успела подумать: что за пластический хирург мог быть доволен таким результатом? И какая душевная мука могла заставить Беделию Морз носить лицо, нарочно сделанное уродливым?

– Сука ты, – холодно сказала Диди Марку и пошла в дом, не дожидаясь их.

В прибранной гостиной коттеджа Диди села на стул, откуда была видна в окно дорога. Лауре и Марку она сесть не предложила; смотрела она только на Марка, потому что помнила искаженное болью лицо Лауры по телепередачам, и смотреть на нее было трудно.

– Привет, Диди! – сказал Марк, пытаясь улыбнуться. – Давненько мы не виделись?

– Сколько она тебе заплатила? Неуверенная улыбка Марка испарилась.

– Она ведь тебе заплатила? Сколько сребреников стоила моя голова на блюде? Лаура сказала:

– Марк поступил со мной как друг. Он…

– Когда-то он и мне был другом. – Диди бросила быстрый взгляд на Лауру и отвела глаза. – Ты сдал меня, Марк. Ты меня продал, а она купила. Так? Хорошо, вот я. – Диди заставила себя повернуться к Лауре и посмотреть на нее в упор. – Миссис Клейборн, я убивала людей. Я зашла в ресторан с тремя ребятами из Штормового Фронта и убила четырех полицейских, виновных только в том, что носили синий мундир и бляху. Я участвовала в закладке бомбы, которая ослепила пятнадцатилетнюю девочку. Я веселилась, когда Джек Гардинер перерезал горло полисмену, и я помогла поднять труп, чтобы Акитта Вашингтон и Мэри Террелл прибили его за руки к балке. Я та женщина, о которой матери говорят детям: «Будешь плохо себя вести, вырастешь вот такой». – Диди холодно улыбнулась; лицо ее было изрезано тенями ветвей. – Добро пожаловать в мой дом.

– Марк не хотел меня привозить. Я от него не отставала, пока он не согласился.

– От этого я должна чувствовать себя лучше? Или безопаснее? – Она соприкоснула концы пальцев. – Миссис Клейборн, вы понятия не имеете о мире, в котором я живу. Да, я убивала людей, я преступница. Но ни одному судье или жюри присяжных уже не надо приговаривать меня к тюрьме. Каждый день моей жизни с семьдесят второго года я оглядываюсь через плечо и до смерти боюсь того, что могу увидеть. Я сплю по три часа в сутки – если удается заснуть. Иногда я открываю глаза, и оказывается, что я забилась в шкаф, сама того не зная. Я иду по улице и думаю, что десятки людей видят под этой маской, кем я была раньше. С каждым своим вздохом я ощущаю, что лишала жизни своих собратьев по человечеству. Убивала, а потом праздновала убийство с кислотой при свечах. – Она кивнула, будто подтверждая свои слова, и зеленые глаза были полны боли. – Мне не нужна тюремная камера. Я ее ношу в себе. Так что если вы собираетесь выдать меня полиции, я вам вот что скажу: они не смогут со мной ничего сделать. Меня нет. Я мертва, и мертва уже много лет.

– Я не собираюсь выдавать вас полиции, – сказала Лаура. – Я хочу только задать вам несколько вопросов о Мэри Террелл.

– Мэри Террор, – поправила ее Диди. – С ее стороны было… – с языка чуть не сорвалось «безумием», – глупостью красть вашего ребенка. Глупостью.

– ФБР упустило ее, когда она заезжала к матери в Ричмонд. Ее мать сказала им, что Мэри собиралась в Канаду. У вас нет соображений, куда она могла деться?

Вот этот вопрос, подумала Диди. И уставилась на свои руки. Лаура глянула на Марка в поисках поддержки, но он лишь пожал плечами и сел на кушетку.

– Все, что вы можете сказать мне о Мэри Террелл, может быть важно. – Лаура снова повернулась к Диди. – Вы не можете припомнить, с кем она могла бы связаться? Кто-нибудь из прошлого?

– Прошлого, – фыркнула Диди. – Нет такого места. Есть только длинная проклятая дорога оттуда сюда, и ты чуть больше умираешь с каждой милей.

– У Мэри Террелл были друзья вне Штормового Фронта?