Моё!

– Понимаю, мэм. Извините, одну минуту. Последовала долгая пауза. Передает информацию, догадалась Натали. Потом молодой агент снова сказал в трубку:

– О'кей, это все. Благодарим вас за помощь, миссис Террелл.

– Я… – у нее стиснуло горло.

– Мэм?

– Я.., о Господи, я не.., не хочу, чтобы что-нибудь произошло с ребенком. Вы ее слышали. Она сказала, что убьет ребенка и себя. И она действительно это сделает. Вы ее слышали?

– Да, мэм.

– Так что вы собираетесь делать? Вломиться вслед за ней?

– Нет, мэм, мы возьмем дом под пристальное наблюдение. Дождемся дня и постараемся точно определить местонахождение в доме ее и ребенка. Если потребуется, мы эвакуируем все дома вокруг вашего. Мы не будем штурмовать, как показывают в кино, – от этого только гибнут люди.

– Я не хочу, чтобы у меня на руках была кровь этого ребенка. Вы слышите меня? Я не смогу жить, если буду думать, что помогла убить этого ребенка!

– Я вас понимаю. – Голос молодого человека говорил спокойно и сочувственно. – Мы подержим дом под наблюдением, а потом посмотрим, что надо будет делать. А вы молите Бога, чтобы ваша дочь решила прислушаться к доводам рассудка и сдалась.

– Она никогда не сдастся, – сказала Натали. – Никогда.

– Я надеюсь, что в этом вы не правы. Мы тут еще постоим и сделаем несколько звонков, так что если вам что-нибудь придет в голову, вы знаете наш номер. Да, еще одно: вы не возражаете, если мы оставим ваш телефон на прослушивании?

– Нет', не возражаю.

– Еще раз спасибо. Я понимаю, что это было нелегко.

– Да. Куда как нелегко.

Она повесила трубку, ее муж издал булькающий звук.

В десять тридцать Натали уложила Эдгара в постель. Она поцеловала его в щеку и вытерла рот, и он ответил ей слабой и беспомощной улыбкой. Она накрыла его одеялом до подбородка и додумала, куда же ушла ее жизнь.

Белый фургон уехал чуть позже одиннадцати. Из верхнего окна Натали смотрела, как он уезжает; за спиной у нее была темнота комнаты. Она предположила, что сейчас другой отряд агентов держит под наблюдением пляжный дом. Для верности она выждала еще час.

Затем, закутавшись в пальто от пронизывающего холода, Натали вышла из дому и прошла в гараж. Она села в серый «кадиллак», завела мотор и поехала в ночь. Пятнадцать минут или около того она ехала по улицам Ричмонда на низкой скорости, подчиняясь всем светофорам и знакам, хотя машин вокруг почти не было. Остановилась на бензозаправке «Шелл» на Монумент-авеню, чтобы залить бак, и купила диетическое питье и шоколадку – успокоить нервный спазм в желудке. Уехав с заправки, она снова стала ездить бесцельными кругами, все время посматривая в зеркало заднего вида.

Натали заехала в район складов и железнодорожных путей, остановила «кадиллак» рядом с оградой из натянутых цепей и стала смотреть на проносящийся мимо товарный поезд. Ее взгляд обшаривал окружающие темные улицы. Насколько она могла судить, за ней никто не следил.

Они ей поверили. А почему бы и нет? Это она со всей страстью сказала в семьдесят пятом году в передаче Дика Кавьета о семьях разыскиваемых преступников, что не дождется, пока полиция засадит ее дочь в клетку, где ей самое место, и выбросит ключ в Атлантический океан.

Эта цитата обошла множество газет. ФБР знало, что она готова им помочь любым возможным способом. Эти чувства сохранились у нее до сих пор. Но теперь появилась жизненно важная разница: у Мэри был ребенок.

Около часу ночи Натали Террелл повернула «кадиллак» к выезду на федеральное шоссе девяносто пять и поехала на север к лесистым холмам.

Глава 5 В водоворот

Кошмар был ужасен.

В этом сне Лаура отдала Дэвида в руки убийцы и увидела капли крови, стекающие с пальцев женщины, падающие алыми листьями в октябрьском воздухе, расплескивающиеся на белых простынях, смятых, как заметенные снегом горы. Она отдала Дэвида, и убийца и Дэвид стали тенями, скользящими прочь вдоль бледно-зеленой стены. Но она получила что-то взамен, и это что-то было у нее в правой руке. Она разжала пальцы и увидела желтую «улыбку», приколотую прямо к мясу ладони.

Потом сцена сменилась. Была жаркая и влажная ночь на автостоянке, вокруг вертелись синие мигалки полицейских машин. В мегафонах ревели голоса, резко звякали магазины, заряжаемые в автоматы. Она видела выхваченную из тьмы белыми прожекторами женщину на балконе, и в одной руке ее был пистолет, а другая держала за шкирку Дэвида, как котенка. На женщине была зеленая узорчатая блузка, брюки-клеш и пояс в виде американского флага, и она орала, размахивая Дэвидом в воздухе. Лаура не слышала ее крик, а буквально ощущала его как лезвие бритвы, режущее промежность. «Верните моего ребенка! – сказала она тени полицейского, но тот прошел мимо, ничего не сказав. – Мой ребенок! Верните моего ребенка!» Она вцепилась в кого-то другого, тот поглядел на нее пустым взором. Она узнала Касла. «Ради Бога! – взмолилась она. – Сделайте так, чтобы не пострадал мой ребенок!»

– Мы вернем вам вашего ребенка, – ответил он. – Считайте, что он уже у вас.