С севера домой везут не только благородную рыбу. Хотя вернуться без рыбы — это всё равно, что впустую сходить в рейс.
На обратном пути многие приобретают бруснику. Стоит самоходке подойти к берегу, как местные жители спешат туда с полными ведрами. Удивительная таежная ягода! Полянки, где растет она, как будто сплошь залиты кровью. Брусника стелется ковром.
Местные жители сгребают ее специальными грабельками в кучки. Оттуда уже в ведра.
Брусника не испортится, даже если простоит целый год. Только поместить ее нужно в темное прохладное место. Свежую бруснику в эмалированном ведре опускают в погреб, где она может простоять до следующего года. И ничего с ней не случится. Брусничный сок разводят водой, добавляют немного сахара и получается замечательный морс, очень полезный для здоровья, которому разные лимонады не годятся и в подметки. Если кто-то переберет, опохмеляется брусничным соком. Скоро приходит облегчение. Поэтому брусника так ценится, и ее охотно покупают у речников.
Кроме брусники, покупали у местных жителей кедровый орех, на который тоже в Новосибирске было много покупателей. Везли как шелушенные орехи, так и шишки. Шишки брали целыми мешками. Долгими зимними вечерами щелкали их целыми семьями. Для экипажей, которые ходили на Север, это было неплохой добавкой к меню и к семейному бюджету. Зимой суда стояли на караване, речники уходили в отпуск и зарплаты падали.
Но приобретали не только орех, бруснику и красную рыбу, делали и экзотические приобретения, о которых потом рассказывали истории. Эти истории передавались из уст в уста. На одной самоходке всю навигацию жил медвежонок. Он стал полноценным членом экипажа. Был ручным, как собака, ходил за всеми следом, охотно играл и, разумеется, ел с рук. Мишу любили, и каждый старался подкормить его. Все привыкли к нему. И было только одно ограничение: на берег его не пускали. И приходилось его привязывать, чтобы не увязывался за другими на берег. О дальнейшей судьбе медвежонка остается только гадать. Разумеется, со временем он должен был превратиться во взрослого зверя. Может быть, его отдали в зоопарк или выпустили в тайгу, гуляя по которой он очень тосковал о своих друзьях, оставшихся на самоходке. Может, кто-то усыновил его? Хотя вряд ли. Свои и соседи не поняли бы такого шага. Им бы очень не понравился такой жилец, от которого можно было ожидать чего угодно.
Вот мы подошли к Сургуту. Но под разгрузку сразу стать не удалось. Небольшой порт был занят. Самоходка пришвартовывается к немецкому судну «река — море», которое пришло сюда кружным путем через моря. Рядом с ним наша самоходка смотрелась, как Моська перед слоном. Чтобы сойти на берег, приходилось подниматься вверх на борт «немца». И по нему уже пройти на берег. Судно поражало не только размерами, но и стерильной чистотой.
Поднимаемся и идем через рубку. Это целый зал, просторный и светлый. Окна во всю стену. Капитан-немец одет по форме с иголочки. Наш в рабочем свитере смотрится по сравнению с ним замухрышкой. Матросы-немцы, которые нам попадаются по пути, тоже одеты по форме.
Возле пристани визг, смех. Ребячья куча-мала в воде. Брызгаются, ныряют, играют в догоняшки. Мы с другом вспоминаем, что давно уже не купались. Как пошли в рейс, с тех ор не окунались в воду. Раздеваемся на берегу и бежим в воду. Местные не обращают на нас никакого внимания. Когда вода доходит до пояса, останавливаемся в изумлении. Глядим друг на друга. Кажется, с купанием мы поспешили. Вода ледяная. А местная мелюзга плещется и не собирается выбираться. Вот что значит северная закалка. Отплываем на несколько метров от берега и спешим назад.
Сургут сейчас — современный модерновый город. А тогда это было захолустье и не очень привлекательное. От пристани мы идем в гору. По пути попадается магазин в бревенчатой избе. Если бы не вывеска, домишко можно было бы принять за жилой. Интересно! Заходим. Поражают цены. Всё это в Новосибирске стоит значительно дешевле. Картофель сушеный. Ну, понятно, что привозной. Стоит как колбаса. В основном консервы и пузатые банки с соком. Продают и непродовольственные товары.
Машин в городе не видно. Да и где им ездить. Дороги как таковой нет. А есть уличное пространство. На всю ширину оно заполнено грязью, которая, наверно, не просыхает здесь все лето. Люди ходят по высоким деревянным тротуарам. И на другую сторону переходят по таким же настилам. Тетя Вера покупает стиральную машину. Это мечта всех женщин того времени. Но в Новосибирске они бывают в продаже крайне редко. Мы, кряхтя, волочем ее назад до самоходки. Тетя Вера, радостная, шагает рядом.