Мое бурное прошлое

Я упомянула об этом вскользь, а он опять, как и с Лайамом, сделал из этого Откровение. У Алекса были карие, чуть раскосые глаза и широкое лицо с неожиданно высокими скулами – словно привет от далеких татарских предков. Несмотря на основательность, лицо отнюдь не выглядело тяжелым или угрюмым. Напротив, каждая морщинка улыбалась мне вместе с губами и глазами. Будь Алекс из красавцев, я бы держалась настороже, решив, что он меня откровенно соблазняет. Но его простая манера держаться и открытая дружеская улыбка усыпили мою бдительность.

– Честно говоря, у меня иногда случаются приступы патологического чувства вины, – неожиданно для себя произнесла я. – Особенно когда речь идет о моей семье. Это все мама! Она мастерски умеет тянуть из меня жилы.

Алекс понимающе кивнул.

– Прости, – сказала я, залпом опустошая половину бокала. – Я не собиралась плакаться.

– Нет, нет, не извиняйся, – произнес он так простодушно, что я ни на секунду не усомнилась в его искренности. – Я предпочитаю слушать, что люди рассказывают о себе, чем обсуждать… ну не знаю, последний голливудский боевик, например.

– Хотя и это не так уж плохо, – оживилась я.

– Конечно, нет, – улыбнулся он. – Моя мать, например, зациклена на моих прошлых грехах.

Я издала глубокий и протяжный вздох облегчения. О своих родственниках я редко решаюсь кому-нибудь рассказывать, это мое больное место. Алекс же произнес это таким тоном, как будто банальнее вещи на земле и нет.

– Не верю, чтобы твоя мама тебя шпыняла, – призналась я. – Ты такой взрослый.

Я не спрашивала, сколько Алексу лет, но, скорее всего, он несколько старше меня. Седые волосы серебрились даже в тускловатом свете траттории, а вокруг глаз, когда он улыбался, собиралась сеточка морщинок.

– Взрослый! – рассмеялся Алекс. – Тебя послушать, так ты тинейджер.

Ну, если принять во внимание мою эмоциональную неустойчивость, так оно и есть. Однако Алексу я этого не сказала. И так уже кучу всего наговорила, надо бы оставить пути к отступлению.

Но благими намерениями… Через несколько минут, торопясь и захлебываясь, я уже выкладывала про Джил.

Вопреки ожиданию, Алекс не кинулся утешать меня и воздержался от тех банальностей, что лепечут обычно в подобных случаях. Напротив, он задумчиво выслушал меня, а затем кротко сказал, что моя подруга была обязана рассказать все сама, но у нее не хватило духу разрубить узел одним ударом. Следовательно, она должна быть благодарна, что кто-то сделал это за нее. Даже несмотря на то, что вышло не особо красиво.

Я ошеломленно смотрела на Алекса. Такой поворот мне и в голову не приходил.

Он пожал плечами: неторопливый, почти тяжеловесный жест.

– Ну, я просто предположил.

– Спасибо! Ты меня здорово успокоил! И впрямь, как гора с плеч.

– De nada [15], – с улыбкой ответил он. – О, смотри. Вот и наш заказ. Наконец-то, а то я совсем оголодал.

Воспользовавшись паузой, чтобы осмыслить его слова, я принялась за еду. Что ж, а в таком раскладе есть определенный смысл. Мне еще не доводилось использовать парней для успокоения собственной совести. Барт вечно мне сочувствовал. Он бы заявил, что Мэл – корова, а Джил совсем охренела, и мы бы дружно налакались. Это утихомирило бы мое эго, но не совесть.

Алексу же удалось добиться этого с помощью двух-трех простых фраз, что ужасно смахивало на чудо.

Еда оказалась очень даже ничего. Время от времени я отрывалась от протеиновой благодати своего эскалопа и хищно тянулась к тарелке Алекса за жареной картошкой. Мы болтали о моей маме, о Крисе, о родителях Алекса, которые со скандалом расстались, о его сестре. Разговор то и дело уходил в сторону, когда кто-то из нас вскользь ронял первое, что приходило в голову. Тогда болтовня совершала крутой вираж, напоминая американские горки; мы болтались в воздухе, тряслись от страха и наслаждались скоростью, чувствуя, как ветер играет в волосах.

Вчерашний обед с Йоханом в сравнении с нынешней трапезой казался мне волшебным воплощением идеального свидания: красивый мужчина, шикарный ресторан, все как положено, и я разыгрываю вариацию на тему собственной личности – как в ролевой игре. С Алексом же не было никакой нужды распускать перья и корчить из себя черт-те что. С ним я была собой. Бедняга. Странно, что еще не напился до беспамятства.