Мое чужое счастье

Вот значит какая она, его женщина. Эффектная, красивая, ухоженная… После родов мне с ней не тягаться, даже в новом халате. Боже, о чем я вообще думаю?! О каком соперничестве может быть речь?!

В палате вдруг становится слишком тесно, а доктор Одинцов приобретает в моих глазах образ ненадежного человека. Раз Ирма так взбесилась, он уже давал ей повод ревновать. Кто знает, может быть трепетное отношение к пациенткам своеобразный «конек» Виталия? Возможно, я всего лишь одна из многих, клюнувших на его чрезмерную доброту… А Ирма – такая же жертва… как и я в ситуации с Вовой. Брошенная жена, потерявшая ребенка и ставшая ненужной своему мужу. Внезапно ситуация становится настолько неприятной, что я готова сама побежать и объясниться перед бедняжкой. Но все-таки остаюсь. Наверное, им лучше разобраться без меня.

– Сейчас здесь все уберут, – твердо говорит Виталий и быстро покидает мою палату. Уносит с собой тепло и легкость от нашего общения. Знаю, больше так продолжаться не будет. И отчасти я сама в этом виновата.

На столе остается недоеденная порция запеканки. Аппетит пропадает, а в душе холодный след от случившегося. Почти такой же уродливый и грязный, как подтек на полу.

Виталий

Не успеваю проанализировать, что происходит между нами с Пушкиной, как в палату врывается Ирма. Не думал, что буду настолько не рад ее визиту.

– Виталик! Я требую объяснений, – вопит, собирая в коридоре зрителей. Я всегда стараюсь держать личную жизнь подальше от внимания общественности: далеко не все знают даже о том, что Надежда Анатольевна Одинцова – моя мать. Слухи, конечно, разные ходят, но плодить их – это точно занятие неблагодарное. А тут такой цирк… Впрочем, сам виноват. А вот Арина ни при чем и не должна страдать из-за проблем в моей семье.

И хотя мне бы самому почаще перечитывать свои должностные инструкции и правила в отношениях с пациентами, приходится напомнить Ирме о том, как следует себя вести. Причем сделать это в довольно жесткой форме.

– Ирма, ты прекрасно знаешь, что в стерильные зоны запрещено заходить без верхней одежды и сменной обуви. Палата – не проходной двор.

Ее выражение лица становится настолько говорящим, что нужно уводить ее пока не прогремел «взрыв». Но я не успеваю выпроводить свою «суженую». Она убегает первой, выкрикнув напоследок:

– Ты… Вот чем здесь занимался, пока я ждала тебя!

Становится очень тихо. Арина сжимается в комок, сутулится, обхватывает себя руками. Мне так стыдно перед ней за выходку Ирмы, что жалею о своем незапланированном визите. Уж лучше бы остался дома… Тогда не случилось бы этого недоразумения.

– Прости, – пытаюсь оправдаться. Но лучшее, что сейчас могу – увести от нее Ирму. От нее и ото всех здесь находящихся.

– Иди за ней… – словно понимает мои переживания. Отворачивается. Всем видом говорит, что хочет побыть одна. Смотрю на пол. Идеально чистый, сверкающий, после визита Ирмы он выглядит ужасно.

– Сейчас все уберут. Отдыхай, – обещаю и выхожу из палаты. – Тань, вызови уборщицу. Здесь нужно как следует убраться.

– Хорошо, – девушка кивает и убегает в сторону хозяйственного блока.

Уже чувствую себя героем на ближайшее время. Мамаши, прогуливающиеся по коридору, с интересом смотрят в мою сторону. А потому, куда они переводят взгляд, понимаю, где искать Ирму.

Она стоит у ординаторской. Скрестив на груди руки, о чем-то разговаривает с Натальей. Вернее, я могу догадаться о чем. Вот же черт!

– Ирма! – ускоряю шаг. Она демонстративно отворачивается. – Наталья, извини нас, – подхожу, беру за локоть и практически заталкиваю в ближайший кабинет. Лишние уши мне не нужны, а она может в любой момент устроить скандал.

– Какого черта ты себе позволяешь, Одинцов?!

– Для начала, здравствуй.

– Я с ума сходила все это время, думала, что с тобой что-то случилось! – кричит. – А ты… говоришь мне просто «здравствуй»?!

– Успокойся, Ирма. Иначе я…

– Что?! Вышвырнешь меня за дверь, как собачонку?! Давай! Вот! Забери, мне от тебя ничего не нужно! – скидывает новую шубу, которую я купил ей к поездке и бросает ее прямо в грязь на полу. И тут успела натоптать. Белоснежный мех покрывается коричневыми пятнами. – Доволен? Тогда я пошла. На улице как раз минус двадцать. Моя смерть будет на твоей совести!

Перехватываю ее у двери и резко тяну на себя, чтобы остановить. К чему эти бессмысленные жертвы с ее стороны? Но Ирма воспринимает мои действия как порыв к близости. Она замирает, а затем кидается на меня, впиваясь красными губами в мои губы. Раньше мне нравился ее вызывающий макияж. Ирма чертовски красива и определенно умеет пользоваться своими природными данными. Но сейчас… Она ведет себя как женщина легкого поведения. Ее настроение резко меняется. Теперь она похожа на изголодавшуюся по ласкам львицу. Обвивает мою шею, трется о грудь, буквально предлагая себя.

– Милый, я безумно соскучилась… мне было так одиноко… – забирается холодными пальцами под медицинскую униформу, стремясь попасть туда, куда на работе лезть не стоит.

– Прекрати. Ты переходишь границы, – убираю ее руки, косясь на дверь. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь вошел.