Мое чужое сердце

Стася склонилась над ним, с любовью прикоснувшись к бледному, осунувшемуся лицу, другой рукой зажимая кровоточащую рану сложенным в несколько слоев шарфом.

— Не отключайся. Хорошо? Сейчас мы отвезем тебя к Хмурину. Всё будет хорошо.

К ним подбежал Костя и помог усадить Влада на задние сиденье. Стася расположилась рядом.

Через несколько минут Ленд Ровер мчался по пустынной трассе, оставив позади с десяток трупов, море гильз и подорванной возле этих трупов фурой. Люди Шамрова уехали на «осиротевших» Джипах.

— Стася, — Лёшка протянул ей зазвонивший телефон, — это Хмурин. Поговори с ним. Как-никак вы на одной волне.

Стася принялась отвечать на вопросы хирурга неотрывно глядя на начавшего отключаться Шамрова.

— … группа крови… вторая. Положительная… Да.

— Проверь его пульс!

Девушка принялась выполнять поручение, со второго раза сумев точно посчитать, и содрогнулась от цифры.

— Падает…

— Гоните на всех парах. Немедленно…

Ха, будто они не мчаться как сумасшедшие. Одно благо — дороги практически пустые. Шутка ли, два часа ночи. Слишком не пободрствуешь.

Стася продолжала удерживать шарф, надавливая на рану и всматриваться в помертвевшее лицо. От подобного осознания она принялась молотить Шамрова по лицу, ничуть не заботясь, что ему может быть больно:

— Влад!.. Твою ж мать… а ну открывай глаза. Не смей мне тут притворяться!

Он очнулся, практически разлегшись на ней, всё так же оставаясь безучастным. Костя сыпал матами, когда им навстречу кто-нибудь выскакивал, а Лёшка сидел в пол оборота, повернувшись к ним лицом, и был таким же бледным, как и Шамров, пришедший в себя.

— Только не умирай, слышишь, Влад? Не умирай, — разрыдалась навзрыд.

— Настя… — прохрипел, чувствуя, что снова начинает отключаться.

— Молчи. Ничего не говори. Ты мне столько всего наобещал. Сдержи свои слова. А потом что хочешь, то и делай.

Влад постарался вынырнуть из сгустившегося перед глазами мрака. Он полюбил так сильно, что, едва смог перевести дыхание от болезненного осознания, что это конец. На самом деле, не должен был влюбляться. Не должен был открываться, впускать в свою жизнь. Он с самого начала знал, что случиться в итоге… Не смог сдержаться. Слишком сильно полюбил. Не просто так… Больше жизни. Что значит полюбить кого-то так сильно? Это отдать жизнь, даже не задумавшись о своей собственной, потому что без неё ты и так мертв.

— Я люблю тебя… — посмотрел на неё затуманенным взором и в этом взгляде плавились, перетекая друг в друга миллионы оттенков нежности. — Как же я… тебя люблю. Прости меня…

Он смотрел с таким отчаяньем, с такой пробирающей до дрожи одержимостью, что стало страшно. За стеклом показался пригород. Вдалеке замаячили многоэтажки, высокие дымовые трубы котельных. Уж скоро.

— Заткнись… — залилась слезами, обхватив его лицо ладонями. — Заткнись и послушай меня внимательно. Если ты умрешь — вот тогда я тебя никогда не прощу. Я ещё хочу родить от тебя. Так что заруби это себе на носу. Ты меня понял?..

Он посмотрел с такой надеждой, что у неё защемила душа. Пальцы, накрывшее её ладонь сверху, дрогнули, разжавшись, а потом снова сжались, давая понять, что он услышал её слова.

Стасе показалось, что он её не видит или видит плохо, потому что он поморщился, несколько раз моргнув, словно пытаясь сфокусировать зрение, а потом улыбнулся своей фирменной, слегка кривоватой улыбкой и в этот момент из уголка губ потекла тоненькая струйка крови. Влад сглотнул, продолжая улыбаться, но уже не слышал ни своего имени, произнесенного дрожащим, сорванным голосом, ни зычной ругани Гончарова, грозившего всыпать ему по полной, если он не придет в себя, ни Костиного крика, звавшего на помощь у санпропускника.

…В ночном воздухе веяла утренняя прохлада. Она приятно холодила кожу. Или это не утренняя прохлада, а нечто другое? Такое приятное. Ему нравилось это ощущение. Странно, светило солнце. Откуда оно? Казалось, рассыпался на миллионы молекул. Он одновременно и есть, и будто нет. Все приобрело смысл. Он чувствовал, что любим. Что кто-то держит его, не отпускает. Жизнь? Это она? А ведь он любил жизнь. Умирать — это уйти во мрак. Стать пылью. Как же не хочется.

Хочется жить и любить.

Далекими слабыми сполохами начало проступать нечто похожее на смутные воспоминания, словно он уже где-то видел их.

Во-первых, не «ты», а «вы». Я с вами на брудершафт не пила.

Ничего страшного. Мне понравилось. Давно меня так не осаждали.

Ты беда на мою голову?

Я не собираюсь выходить замуж за убийцу.

У-у-у, какая же ты у меня дикая.

А у нас ненормальная семья.

Спасибо, что напомнила.

Ну почему с тобой так сложно?

Разве не видишь, что я не могу без тебя.

Дур-а-а-а, да я же люблю тебя.

Я не вижу нашего будущего. Жить одним днем не по мне.

Ты никому ничего не должен. Я ещё хочу родить от тебя.

Начни жить ради себя! Сможешь?

Смогу. Теперь смогу…

Эпилог

Высоко в небе ярко светило солнце. Белые, пушистые облака размеренно бежали по голубому покрывалу, подгоняемые теплым ветерком. С утра было прохладно, а ближе к обеду распогодилось, прогрелось, как и положено с наступлением осени.