Моё имя (СИ)

Девушка была без сознания и никак не реагировала на мои отчаянные просьбы проснуться. Более того, оказалось, что я неосознанно расцарапал ей бок когтями, и сейчас первые капли крови уже начинали просачиваться сквозь белоснежную ткань. У меня не было иного выбора, кроме как, сжав зубы и наплевав на боль в левом крыле, направиться в сторону королевской лечебницы.

Впервые за двадцать пять лет жизни крылья были мне больше обузой, чем помощью. Однако я знал, что пешим путём на дорогу уйдёт куда больше времени, и, окончательно смирившись с переломом левого крыла, отчаянно махал правым. К тому же, при каждом выдохе я продолжал звать Аду по имени и не переставал повторять: «Держись! Не умирай! Всё будет хорошо!» — свято веря в то, что она меня всё ещё слышит. Конечно, у себя в мыслях я был куда многословнее: умолял высшие силы, если они действительно существуют, не забирать у меня девушку; просил дать мне ещё один шанс и обещал, что, произойди это, и я обязательно исправлю все свои ошибки — искуплю вину как перед Адой, так и пред всем человечеством.

Дальше всё было, словно в тумане. Я помню лишь лекаря, перекладывающего девушку на кровать и одновременно с этимпроверяющего зрачки на реакцию. Помню, как он приказал готовить операционную и попросил меня удалиться. Помню, как его помощник сообщил, что у пациентки шоковый обморок и большая потеря крови, органы, слава всему, не задеты. Помню, как дверь закрылась прямо перед моим носом, оставив лишь тишину коридора мне в собеседницы.

И всё. Никаких других штрихов или деталей — лишь одна беспросветная пустота.

***

Два следующих часа, когда я не знал, что именно происходит с любимой девушкой, напрочь выпали из моей жизни: я просто сидел в излюбленной королевой беседке, вдыхая остаточные запахи её здесь присутствия и проклиная собственную глупость с халатностью. Мне следовало быть осторожнее! Да, у меня не было иного выбора, кроме как перевоплотиться полностью — в полуэксильской форме я ни за что на свете не успел бы схватить Аду — но это никак не оправдывает совершённой мною ошибки. Я не имел права забывать, сколь хрупкое у неё тело. Ну, а теперь, есливдруг по моей вине девушка действительно умрёт — моя причина жить последует на тот свет вместе с нею.

Стоило лишь принять человеческий облик, и боль в спине тотчас исчезла вслед за переломанным крылом. Так происходит всегда: шрамы, полученные эксилями в боевом облачении, напоминают о себе, лишь когда они снова его надевают — если, конечно, ранения не смертельны. Другими словами: крыло не залечится само собою, и как только я захочу взлететь в воздух, перелом даст о себе знать с новой силой. Заботься я о своём здоровье как следует — уже спешил бы на всех парах к лекарю, однако, правда в том, что сейчас это чуть ли не последняя вещь из всех меня волнующих.

Умиротворённое лицо падающей вниз, девушки вновь восстало из памяти и, не сдержавшись, одним движением руки я откинул небольшой чайный столик в сторону, — он ударился о стеклянную стену и перевернулся, ну, а все стоящие на нём чашки с тарелками разбились вдребезги, заставив и меня самого вздрогнуть от грохота.

Ада хотела покончить жизнь самоубийством! Почему?! Чёрт побери! Она страдала, а я даже не замечал — просто тешился собственным счастьем! Да какое вообще право я имею заявлять, будто люблю её, если всё это время только и делал, что думал о себе одном! А если ещё и то моё предположение на самом деле верно… Нет, не думай об этом. Ещё ничего не доказано, и делать какие бы то ни было выводы слишком рано.

— Ваше величество! Вы действительно здесь! — Вик ворвался без стука, окинул взглядом устроенный мною в беседке погром, однако, никак его не прокомментировал. — Её величество…

— Что? — я тотчас вскочил со своего места и побежал к нему на встречу. — Что с Адой?

— Всё хорошо, — Вик успокаивающе улыбнулся. — Она пришла в себя и сейчас уже в полном порядке. Теперь ей требуется лишь постоянный уход и длительный отдых.

Кажется, Вик говорил что-то и после этого, однако, я его больше не слушал: тогда у меня было чувство, будто с плеч упала не гора, а целая планета. Больше ни секундой не медля, я оставил позади своего старого друга и побежал в сторону лазарета (по дороге задумался о том, чтобы всё-таки использовать крылья, однако, в конце концов решил, что будет куда лучше, если Ада увидит своего мужа бодрым и полным энергии, а не обмякшим и скрюченным от боли).

Чёрный вход… Коридор… Ещё один… Поворот… Лестница… Сейчас направо… Всё происходило, словно во сне, и я и сам не заметил, как оказался у дверей лазарета. Осталось совсем немного — просто потянуть за ручку — и я её, наконец, увижу. Пускай и не совсем невредимую, но главное — живую.

Вот только… ту дверь я так и не решился открыть. Потому что услышал. Услышал, как она плачет. Тихо, отчаянно, душераздирающе и, что самое главное — безутешно.