Мое искушение

Илья расплачивается, и мы тоже уходим. На улице он пытается взять меня за руку, но я не позволяю. Не хочу, чтобы его прикосновения стали для меня чем-то привычным. А он, похоже, именно этого и добивается. Когда отвожу руку, ловлю на себе недовольный мужской взгляд. Четко очерченные губы поджимаются, брови хмурятся. А я, кажется, опять на него пялюсь. Тяжело вздыхаю и отворачиваюсь. Мы загружаемся в машину, но отъезжать Илья не спешит. Молчит какое-то время, а потом предлагает:

— Обменяемся наблюдениями? Как тебе эта язва?

— Язва? — переспрашиваю. Ну да, точное определение.

— Она самая. Даже не скрывала желание тебя задеть. Удивительная верность мертвой подруге. Только оценить уже некому, — усмехается Илья. — Что о ней думаешь?

— Самое главное: насколько ее словам можно доверять, — озвучиваю свои сомнения. — Я бы сказала, процентов на 50%. Следовательно, строить теории на ее словах рискованно. А твое мнение?

— В целом, согласен. Но я бы дал еще меньший процент, — Илья почти не отводит от меня взгляда, чем сильно смущает. Стараюсь смотреть вперед. Лишь изредка перевожу на него глаза и каждый раз ненадолго зависаю. Это уже серьезно злит. Моя неспособность противостоять его обаянию. А чуть хриплый голос я готова слушать сколько угодно, ощущая, как он отдается волнением в груди. Пусть и рассказывает совсем не романтичные вещи: — Обратила внимание, эта Марина не сильно скорбит по своей безвременно почившей подруге. Ну, либо у нее железная выдержка, что вряд ли. На твои вопросы отвечала почти без эмоций. Лишь в конце опомнилась и попыталась изобразить горе. Зря. Слишком отдавало фальшью.

— Думаешь, на самом деле они не были подругами?

— Кто ж их знает? — пожимает плечами Илья. — Может, поссорились из-за чего. Или     изначально притворялись. Но в дебри женской психологии я не полезу. Нам нужны факты. А она ничего такого не поведала. Болтала много, а толку ноль.

— Ну, с чего-то же надо начинать, — замечаю резонно. Хотя возразить мне особо нечего. — Я и не ждала, что нам с первого раза повезет. Хотя один факт все-таки прозвучал, — добавляю неохотно и морщусь от неприятно сосущего ощущения. Не хочется касаться болезненной темы. Но этого уже не избежать. Илья сразу понимает, о чем я. Чувствую на себе внимательный взгляд, но упорно смотрю в лобовое стекло. Он сам озвучивает то, что я имела в виду:

— Школьный аборт? Да, это большой косяк. И точно сыграет на руку следакам, если они раскопают. А я уверен, что так случится.

— Разве через столько лет можно доказать, что отцом был Ромка? Вряд ли он фигурировал в записях клиники. А Марина сама призналась, что Светлана прямо ни о чем не говорила.

— И все же два и два сложить не трудно. Школьная любовь, юношеский пофигизм, беременность. Несложная конструкция, — Илья какое-то время молчит. Потом  хмурится и добавляет: — Я бы не поверил так легко. Считал, что Ромка умнее. Просто вспомнил кое-что. Сразу, как только она рассказала. Незадолго до выпускного брат занимал у меня крупную сумму. Говорил, что очень надо. Я пытался его расспросить. Думал, может влез куда-то. Но он так и не сознался. Потом, в течение года все вернул. И я успокоился. Теперь понятно, на что деньги пошли.

Мне хочется выругаться или громко закричать. Да что ж все так паршиво складывается?! Но сейчас не время предаваться эмоциям. На кону свобода моего жениха. А может быть и жизнь. В тюрьмах много чего случается. И даже если женихом он быть перестанет, вытащить его для меня важно. Это будет единственным оправданием, если я все-таки разорву помолвку. Для меня самой оправданием. И то, что заранее ищу их, наводит на определенные мысли. Может, в глубине души я уже все решила? Не знаю. Но бросить Рому сейчас точно не смогу. А пока мы между собой не разберемся, с Ильей у нас ничего не будет. Так я думаю, не подозревая, насколько наивна.

К сожалению, Илья мне в моих рассудительных планах совсем не помогает. Как только не выдерживаю и поворачиваю голову, сразу попадаю в плен его взгляда. И этот взгляд… он такой, физически осязаемый. Ощущаю его всей кожей, которая за секунду становится невозможно чувствительной. И жаждет прикосновения именно этих рук. Мне уже даже не стыдно. По крайней мере, перед собой. Но перед Ромкой и его мамой все еще чувствую вину. Понимая, какой разлад могу внести в эту семью, если не справлюсь с чертовым наваждением. А я чувствую, что не справляюсь. Тону в омуте карих глаз, как бы банально это не звучало. Но они, и правда, затягивают. Особенно, жаркое, безумное пламя в их глубине.