Мое королевство. Бастион [СИ]

— Так единственная пристойная кровать нашлась в спальне этой вашей Адашевой.

Теперь до Даля наконец дошло: поместье.

— Как я сюда попал?

— Я вас привез. На авто. Посчитал, что так будет лучше. Для академии. Ох, и бузили вы там, — он, весело щурясь, помотал головой. — Нет, что у нас нелюбовь с военными крепкая, я как бы в теме. Но обзывать ректора козлом — это уже перебор, право же…

— Что, серьезно?

— Говорили еще, что у них дисциплина ни к черту. И порывались караулу, упустившему Вереса, морду набить. И доктору, что вас перевязывал. Ну, я вас сгреб и…

— Спасибо, — от всего сердца сказал Талызину Даль.

— А вот вставать не пробуйте, — удержал тот начальство. — Я вам чаю принесу сейчас. С бараньками. И утку.

— Подите к лешему! — рявкнул комиссар, чувствуя, как в голове гулко отдается собственный голос. — То есть, того, руку дайте.

И упрямо уселся в постели, свесив ноги на неметеный пол. За окошком было серенько. Качались ясеневые кусты, скребя окошко языками золотых листьев. В доме было мертвенно тихо. Даже ходики не стучали.

— Гай с Вересом где?

— Сидят по кладовым. Разным. Дедкина внука я допросил. Столько пафосу натекло — аж обляпало. А так ничего такого и не знает, что нам было бы не известно. А Вереса вам оставил.

— Володя знает, что Ариша погибла?

— Нет.

Ненавидя себя за слабость, Даль справил нужду с крыльца на доцветающие георгины и трясущимися руками завязал веревку на подштанниках. Талызин под локоть повел его в дом. Бросил куртку с плеч комиссара на вешалку, усадил на кровать и ушел за обещанным чаем.

Помог Далю умыться, поливая из кружки с лебедями на белой эмали. Одел. Есть комиссар не смог — его воротило от еды, даже от запаха. Обошелся чаем. Приказал привести Володю Вереса. Сидел на кровати, для арестанта Талызин поставил табурет, сам устроился с протоколом к туалетному столику.

Чувствовал себя Володя в бывшей спаленке Ариши неуютно. Ерзал, вертел головой. Прятал глаза.

— Что же вы, господин Верес, — как бы даже с сочувствием спросил Даль, — злоумышляли противу государыни и к замужней особе подбивали клинья?

— Что?

Белесые ресницы задрожали. Володя поднял скованные руки, чтобы зачесать назад волосы и так справиться с волнением.

— Раскуйте вы уже его, — вздохнул Даль. — Он слово даст, что не сбежит.

— А если не дам?

Талызин усмехнулся:

— Дадите. Бросила вас дамочка.

Володя привстал:

— Н-не… не называйте ее так!

— А собственно, почему? — приподнял бровь комиссар. По его кивку Венедикт бросил арестованному на колени папку с делом Ариши, раскрытую на свидетельстве о браке. И со щелчком отомкнул на нем кандалы. Впрочем, не пряча далеко.

Володя, опустив голову, вчитался в витиеватый и убористый почерк искоростеньского писца.

— Мона Адашева в браке?

— Только не пойте, что это вынужденный шаг беглянки.

— Я не пою… то есть…

— Вам она другое наплела, — поджал губы Венедикт.

— Я собирался с ней повенчаться. Это… это неправда! — Верес стряхнул папку с колен, как ядовитое насекомое. Бумаги разлетелись. Талызин сложил их на место и убрал папку подальше. — Это…

— Фальшивка «крысятника», чтобы сбить вас с толку и опорочить честное имя честной девушки? Ну, договаривайте же! — Даль почувствовал озноб, но встать и подойти к разжаренной печке не рискнул из-за головокружения.

— Да…

— Вот больше нам делать нечего, чтобы готовить для вас фальшивки, — сморщил нос Венедикт. — Это девица наплела вам с три короба, а вы уши развесили. И оказались в соучастниках государственного заговора, между прочим.

Володя перевел взгляд с него на Даля:

— Вам плохо!

— Обойдусь. Держите при себе ваше сочувствие.

Володя покраснел.

— Чего вам не хватало, господин Верес? — комиссар глубоко вздохнул. — Пенсия, возможность блестящей карьеры. Для того ли ваша матушка хлопотала, писала на высочайшее имя? Чтобы, получив все, вы предали благодетельницу?

Верес вскочил, нелепо взмахнув руками.

— Я никого не предавал! Это какая-то чудовищная ошибка!

— Никакой. И не кричите так. Сядьте!

Даль поморщился.

— Талызин, выдайте ему перо и бумагу. Пусть опишет все, что у нее было с этой, Адашевой. И как можно подробнее. С кем она сношения имела, где, о чем говорили. Подписку о неразглашении возьми.

— А потом?

— Дай ему записку для академии. И пусть идет. Судить за глупость у нас закона нет. Да и мать его с сестрой жалко.

Махнул пятерней, словно отстраняясь, лег и оборотился к стене.

И проснулся, казалось бы, почти сразу, от воя двигателя и скрипа гравия на подъездной дороге. Громко взревел клаксон. Гравий застучал в стены, когда машина развернулась, и двигатель заглох. На крыльце послышались шаги, двери скрипнули. И Даль, помятый со сна, едва спустил на половичок у кровати босые ноги, как вошла государыня. За ней шли горничная с баулом и канцлер. Комиссар подумал, что не видел его с той ночи, как канцлер влетел в гостиницу сообщить о приезде моны Адашевой. За это время, казалось, минула тысяча лет. Но Роганский все так же недовольно щурился и поджимал узкие губы — жалел, должно быть, что Даль не погиб.

Алиса небрежно повела плечами, сбрасывая пелерину канцлеру на руки.

— Где тут можно переодеться?