Мое королевство (Химеры - 2)

... Двухэтажная усадьба с мезонином и каминными трубами стояла на взгорке, среди сосен, белая-белая, как чужая сметана, и отражалась в пруду. По которому плавали лебеди вперемешку с листьями кувшинок. Прямо картинка из Живописной Метральезы. К крыльцу вела обсаженная можжевельником аллея, и странного вида мужик садовыми ножницами подстригал кусты. Автобус остановился, задрав тот бок, где ступеньки, и Гай, пылая наследственным благородством, стал выгружать барышень, умудряясь одновременно и выносить сверху, и подхватывать снизу. Барышни повизгивали, и им хриплым басом отозвался из хозяйственных построек сторожевой пес. Судя по глубине и мощи тембра, не меньше, чем мастиф.

- Управляющего нету, - объявил мужик, вытирая садовые ножницы о штаны характерным жестом, и указал ножницами же за плечо: - А ваша мадама там.

"Там" это простиралось за усадьбу, лесочек и кусок пустого пляжа с жидкими кустиками белесой травы. Как раз на обрыве между лесочком и песочком горделиво выстроились штук пятнадцать разноцветных палаток, две песчаные канавки с куском дерна посередине и высокая мачта с блоками. И ни живой души кругом. Если не считать вороны, которая ходила вокруг мачты и лапой, аки курица, рыла землю.

Лаки растерянно блымкнул глазищами. Полез в карман и, щедро посыпая пред собой бисквитными крошками, заголосил:

- Цыпа-цыпа-цыпа!

Ворона скособочила голову, взмахнула крылами и тяжело полетела к морю. А на "цыпа-цыпа" выскочила Ирочка, растрясая в руках развернутое бархатное полотнище, мокрое от воды. Судя по всему, Ирочка только что его выстирала.

- Здрасьте, - сказала она. - Приехали?

Лаки, как самый шустрый, даже рта не успел раскрыть, а она уже выдала кучу распоряжений. И про рюкзаки, и про "девочек", и про картошку, которую надо варить и чистить, а она тут совсем одна, а...

- Сказоцку! - дурным голосом голосил Кешка Сорэн. Удивительное сочетание имени и фамилии. Викентий Сорэн звучало куда лучше, но в девять лет называть ребенка Викентий? Это только Ирочка с ума сошла... Кешка сидел среди сурепки, в междурядье, и лицо его под белой панамочкой было нахальное до безобразия. Он уже успел всем вокруг рассказать, что это грех- заставлять детей работать, что они все своей учебой заслужили заслуженный отдых, что он вообще не раб на плантации. Кешка вяло выдернул очередную редиску и кинул за плечо. Ска-зоц-ку!!

Кешку поддержали. Лучше митинговать, чем работать. Начальство не успело отреагировать на мятежные вопли: как в вожделенной Кешкой "сказоцке", из-под земли возник всадник.

Конь застыл в воздухе. Замер и не двигался, встав на дыбы. И утреннее солнце скользило по рыжей атласной шкуре, высвечивая каждый изгиб. Конь был прекрасен до онемения. И стало ясно, что прополке редиски опаньки. Народ завизжал, сбежался, коню стали тыкать в морду хлебными корками от завтрака, сахаром и даже редиской. Зверь подношения деликатно принимал, хрупал редиску и сахар, не лягался, не кусался, так что даже Ирочка вздохнула с облегчением. Особенно когда господин управляющий улыбнулся ей с седла и огладил коня по холке. Ирочка совсем расцвела. А Гай, неохотно поднявшийся из борозды - Сорэны сроду не работали на земле руками!, - мрачно заявил, что верхом на такой скотине любой мужик выглядит в три раза выше и благороднее. Вместо ответа господин управляющий снисходительно похлопал по голенищу короткой плетью. Гай отвернулся.

- Дети! - спохватилась Ирочка. - Ну-ка скажите дяде "здрасьте". Три-четыре!

Дети крикнули. Конь шарахнулся. Предвидя последствия, подскочил Хальк. И первыми словами, с которыми обратился к нему незнакомый дядька, были:

- Уберите ее.

- Кузен сегодня пугливый, - выразился Гай, зыркая синими глазищами из-под низко надвинутой кепки. Ирочка обиделась, сама отошла и с видом национальной героини стала дергать сорняки. Ей не мешали.

- Феликс Сорэн, управляющий, - представился всадник.

Начался обязательный ритуал рукопожимания; несмотря на жару, пыль и пот, в нем умудрилось поучаствовать все мужское общество, кроме Гая. Кешка вообще напросился на лошадь - как родственник! - действительно вырос втрое и поглядывал на всех сверху вниз, не в силах сдержать щербатую улыбку.

- По телеграфу передали, - сказал управляющий, - будет гроза. Возможно, град и ураганный ветер. Так что палатки стоит закрепить, а лучше вообще снять и на ночь перебраться в поместье.

- А мы вас не стесним? - Ирочка забыла про обиду.

Феликс Сорэн засмеялся. Гай скрипнул зубами. Он всегда волочился за барышнями, носил узкие брючки, пижонствовал - в общем, пнулся из себя, стараясь выглядеть благородно и романтично. А этот мерзавец Феликс делал что хотел, никогда ни на кого не оглядывался - и при этом выглядел так, что Гаю локти оставалось кусать от зависти. Хальк тоже выглядел. Что-то у этих двоих было общее, от одной наседки вылупились, что ли? Гаю мучительно захотелось покурить. Несмотря на все вопли Ирочки, что при детях ни за что и никогда... она и сама курила, но тайком, подальше от воспитуемых, свято блюдя свои же приказы.