Мое личное чудовище

Ворон словно этого и ждал: прикусил нижнюю губу, больно, до вскрика и отстранился.

Тут же стало страшно, что насовсем. Но горячие поцелуи спускались по шее, между грудей, к животу. Явно останутся следы, но сейчас было плевать на все, лишь бы эти ожоги продолжались. А язык уже провел по царапине, лаская, дразня, а когда я выгнулась навстречу, послышался тихий смех:

— Хорошая девочка. И какая… дикая!

Рука скользнула между бедер, большой палец коснулся чувствительной точки, заставляя терять голову. Все мысли о том, что нельзя позволить страсти заглушить голос разума, улетучились. В последней попытке удержаться я отстранилась, но мои руки вдруг оказались подняты над головой и прижаты к кровати. Черные глаза очутились напротив моих:

— Попалась, Рыжая?

Это прозвище я ненавидела всей душой, еще с детства. Но он произносил его так… так… чувственно, что я готова была отзываться на любую кличку, только бы слушать этот хриплый от страсти голос, чувствовать на коже жаркое дыхание, ощущать его руки, его губы, его… Я охнула, захлебнувшись вскриком.

Он погрузился в меня неожиданно. Не грубо, но сразу на всю длину. И это оказалось тем, о чем мечталось эти дни. Мерные, сильные толчки ласкали изнутри, хотелось, чтобы они продолжались и продолжались, но Ворон не обращал внимания на мои желания. Целовал, ласкал, трахал, но так, как сам решил. И кончил прежде, чем довел до пика.

Всхлипнул, выгнулся так, что мышцы спины закаменели под моими руками и упал сверху. Хриплое дыхание обжигало ухо, от неудовлетворенности хотелось скулить, но вместо ласки я услышала лишь смешок. Черные глаза обожгли презрением:

— Сама! Я хочу это видеть!

Он вышел из меня и мужская ладонь накрыла мою, направляя:

— Будешь хорошей девочкой, и я приду снова… и снова… и снова…

От обиды и унижения хотелось плакать, и одновременно — впиться ногтями в ухмыляющееся лицо, располосовать, выцарапать наглые глаза, в кровь разбить усмехающиеся губы… Но вместо этого я потянулась и впилась в них поцелуем. Яростным, глубоким… И Ворон ответил! Прижал к себе, грудь к груди, укусил за ухо и… отпрянул с криком.

Его грудь тяжело вздымалась, но не от страсти — над соском багровел ожог. Сквозь красноту медленно проступали темные линии — точное отражение моего кулона!

Я невольно сжала его в ладони. Теплы — нагрелся от тел, но не горячий.

— С-с-сука! — прохрипел Ворон отдышавшись. — Поймала-таки!

И вот тут мне стало страшно. До ужаса, до пелены в глазах, до потери сознания. Но сил хватило только отодвинуться подальше, а Ворон полз следом.

Я остановилась, когда спиной уперлась в стену и поняла, что погибла. Но тот, кто вселял такой ужас просто наклонился, разглядывая кулон. И протянул как-то удивленно:

— Надо же! И вправду — Ловец.

Ярость затухала вместе с желанием. А я разозлилась: распалить, заставить потерять контроль и отступить? Конечно, нужно было немедленно выяснить, что случилось с Вороном и что это за ловец, но тело уже не подчинялось. Гормоны бурлили, сметая остатки разума, и эта проблема вышла на первый план.

К моему удивлению, Ворон ответил, хотя и не так, как я мечтала.

Быстрый, почти невесомый поцелуй, рука на груди — пальцы обхватили сосок и слегка сжали, заставляя выгнуться навстречу. А потом — несколько движений бедрами. Неспешных, практически ленивых, их хватило, чтобы я содрогнулась от оргазма — слишком велико было напряжение и слишком долго пришлось терпеть, прежде чем удовлетворить его.

— Довольна? — Ворон сидел напротив, подогнув одну ногу. Глаза смотрели серьезно и чуть испуганно.

— Да, — мурлыкнула и резко села. До меня вдруг дошло, что он не шутит. Но и попыток отомстить не делает.

Зеркало отразило двух взъерошенных людей, кутающихся в одну простыню.

— Что… случилось?

— А то не знаешь? — Ворон опустил взгляд на ожог. — Только не говори, что просто так Ловец одела. Но почему я подставы не почуял?

Рука сама потянулась к кулону. Теплый.

— Почему — Ловец? Что это такое?

Я ждала чего угодно, только не спокойного:

— Ловец — это ловец! А ты отчаянная!

Ворон растянулся на кровати, смуглое тело выделялось на белой простыне. Потянулся, заложил руки за голову и уставился на меня так, что захотелось оседлать узкие бедра и забыть о реальности. Но удовлетворенный Ворон меня больше не хотел.

— Почему это отчаянная? — пробормотала, отчего-то смутившись.

— Ты же знала на что шла! И все равно решилась закрепить связь. Ловец-ловцом, но рисковала сильно!

— Да что за Ловец?

Ворон прикрыл глаза. На лице отразилась вся гамма чувств, о раздражения до покорности судьбе. Губы чуть изогнулись в полуулыбке:

— Он у тебя на шее висит. И отмеченный им демон, — палец ткнул в ожог, — не сможет причинить вреда владельцу кулона.

Сказал и задохнулся, словно от сильной боли. Но меня занимало другое:

— Демон? Ты сказал — демон?

Хохот заполнил просторную спальню. Ворон веселился, пока не закашлялся:

— Ты что, так и не поняла? За человека меня приняла?

Не человек? Я всмотрелась повнимательнее. Догорающие свечи плясали, не позволяя приглядеться. Пришлось встать и щелкнуть выключателем.