Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив (сборник)

Наше с ним общение в те времена происходило весьма своеобразно. Я был одной из его привычек, стойких и долговременных, — наряду со скрипкой, крепким табаком, прокуренной трубкой, разного рода справочниками, а также иными его привязанностями — возможно, и более неприглядными. Время от времени Холмс должен был предпринимать рискованные действия, и ему требовался надежный человек, которому он мог бы довериться в полной мере, — именно таким человеком я и являлся. Но нужен был я и для другого: для шлифовки его логических способностей, поскольку его мысль работала острее в моем присутствии. Ему нравилось, как бы обращаясь ко мне, размышлять вслух. При этом его рассуждения по большей части не требовали от меня ответа — он мог бы с таким же результатом адресовать их, предположим, кровати. Но все же, превратив меня в объект собственной привычки, он начал испытывать необходимость в таком слушателе, как я, и в моих нечастых репликах. Вполне допускаю, что ему была не по вкусу педантичная медлительность моего ума, хотя именно благодаря ей догадки и открытия рождались в его голове особенно быстро и ярко. Вот к этому и сводилась моя роль в нашем приятельском тандеме…

Когда я явился на Бейкер-стрит, Холмс как раз пребывал в раздумье: нахмурившись, погрузился он в свое кресло, задрав высоко колени и без конца затягиваясь своей вечной трубкой. Было очевидно, что моего друга не на шутку занимает какая-то очень серьезная проблема. Кивнув мне на старое кресло, в котором я обычно любил сидеть, он без малого полчаса не давал никак понять, что замечает мое присутствие. И наконец встрепенулся, будто стряхивая с себя отчуждение, и сказал, улыбаясь с привычной легкой иронией, что рад опять видеть меня в нашем общем — когда-то — доме.

— Надеюсь, вы, дорогой Ватсон, не будете на меня в претензии за мою рассеянность. Сегодня мне дали знать об одном поразительном случае, который волей-неволей заставил меня поразмыслить на отвлеченные темы. Я, например, всерьез задумался, не сочинить ли мне что-то вроде краткой монографии о том, насколько полезны собаки в работе детектива.

— Простите, Холмс, но здесь не будет ничего оригинального, — возразил я. — Допустим, ищейки…

— Нет-нет, Ватсон, роль ищеек, конечно же, и так ясна. Однако есть и другая сторона, более щекотливая. Вы, должно быть, не забыли то самое дело — которое вы, при вашей страсти к сенсациям, обозначили как «Дело о Медных буках», — когда мне удалось, изучая психику ребенка, сделать вывод о преступном складе ума его родителя, казалось бы, такого почтенного и добропорядочного?

— Да, отлично помнится.

— Аналогично я выстраиваю и свои размышления о собаках. В любом псе, как в зеркале, видна атмосфера, преобладающая в семье. Скажите, вам когда-нибудь попадалась на глаза беззаботно-веселый зверь, живущий в несчастной семье, либо, напротив, унылое животное — в благополучной? Если злобен хозяин, то и собака кажется бешеной; у опасного хозяина и пес непременно опасен. Когда меняется настроение пса, по этой перемене без труда можно судить о настроении хозяина.

Я с ним не согласился:

— Ну, Холмс, это уж чересчур. Ваши аргументы, по-моему, взяты с потолка.

Он набил трубку и вновь опустился в кресло, никак не отреагировав на мои слова.

— На практике все сказанное мною имеет самое непосредственное отношение к проблеме, которой я сейчас занимаюсь. Она для меня — как запутанный клубок, в котором приходится искать свободную нитку, чтобы потянуть и распутать его целиком. Один из главных путей отыскать этот конец — это, прежде всего, ответ, почему овчарка профессора Пресбери, его преданный пес Рой, то и дело стремится укусить своего хозяина?

Я откинулся на спинку кресла, ощущая разочарование: из-за подобной мелочи он отвлек меня от работы! Холмс коротко глянул на меня.

— Вы ничуть не изменились, остались прежним Ватсоном! — раздраженно сказал он. — Когда вы наконец поймете, что сложнейшие вопросы базируются иногда на подлинных мелочах! Итак, подумайте: не удивляет ли вас, что почтенный, солидный ученый мудрец… вы знаете, конечно, о прославленном Пресбери, физиологе из Кэмфорда… не удивительно ли, что такой человек был дважды искусан своей овчаркой, прежде верно ему служившей? Как, по-вашему, это можно объяснить?

— Собака нездорова, вот и все.

— Ну что же, вполне логичный вывод. Однако на других людей она никогда не бросалась, не считая хозяина — да и то, видимо, в исключительных случаях… Интересная история, Ватсон, чрезвычайно интересная. Но к нам идут — похоже, молодой Беннет приехал раньше, чем было договорено. А жаль, я намеревался поговорить с вами побольше, прежде чем он явится.

Торопливые шаги раздались на лестнице, мы услышали резкий стук. Через несколько секунд перед нашими глазами предстал новый клиент Холмса.