Меня до глубины моей очерствелой, но все еще не теряющей надежду, души впечатляло то, как открыто и честно Полли принимала ласку. Отдаваясь без остатка, не играя не пытаясь выглядеть в этот момент красивее, смелее, она была поистине прекраснейшей из женщин. Ее, кажется, совсем не волновало отсутствие постели или деревья над головой, не пугал ветер, что холодными порывами то и дело лизал разгоряченную кожу. Она растворялась в происходящем целиком.
Обнимая утомленную, но, кажется, вполне довольную женщину, я старался впитать этот ее запах, эту чарующую мягкость кожи, понимая, что нам еще долго не суждено увидеться, как бы я не старался. Не так это просто, восстановить доброе имя своего рода. Да и как показать себя достойным того чтобы Красная Злючка согласилась отдать такую даму из своего круга мне в супруги?
Что бы про нее не говорили, а принцесса из черного поместья не была глупа. То, как и с какой стороны она принялась за свои обязанности показывало ее только в лучшем свете. Да, характер было не просто оправдать, но и принижать заслуги местной хозяйки было бы не правильно. Так что мне предстояло добиться не малого, чтобы потом иметь возможность создавать совместное будущее. И в этом случае, произошедшее сегодня будет моим преимуществом.
Сквозь внезапно навалившуюся дрему, почувствовав, как Полли тревожно завозилась в моих объятиях, как легко провела по плечу ладошкой, словно прощаясь, я постарался ничем не выдать своего состояния. Барышня хотела уйти спокойно, без долгих прощаний и слез. И это я мог ей дать.
Чувствуя некоторую горечь сожаления, когда Полли выскользнула из моих объятий, я пообещал себе, что сделаю все, что бы добиться позволения Красной Принцессы.
Чуть приоткрыв глаза, я мог увидеть темный силуэт на воне яркого неба. Полли поднялась на камни, собираясь уходить.
Столько величия, гордости, стати в одной маленькой женщине. Она вызывала неподдельное восхищение.
И вдруг, скривившись, как от боли, моя Полли, прекрасная Полли прошептала то, что едва ли не заставило остановиться сердце. Я видел, как шевелятся губы, слышал слова, но не мог соотнести их с тем, что происходило с нами. Не мог. Не дернуться, не погнаться за ней, чтобы встряхнуть, чтобы получить разъяснения — это оказалось куда труднее, чем скакать верхом со сломанными ребрами. Это оказалось куда больнее, чем ощущать чужой клинок в собственной груди.
— Я Олив. Меронская принцесса Сайгоры. Прости меня за это, Сальватор ди Кламеро. Прости, — сквозь ресницы, я смотрел, как женщина развернулась, спрыгивая с камня, уносясь вниз, в свое черное поместье, и не верил собственным ушам.
Перевернувшись на спину как только принцесса скрылась из виду, я пытался вдохнуть, глядя на небо сквозь кружево золотой листвы. Красная Злючка и моя Полли? Противное высочество и эта невероятно великолепная фея?
Я едва не расхохотался в голос от горечи и иронии. А потом на меня нахлынул ужас. Волна страха и холода была такой острой, что я резко сел, почти с ненавистью глядя на окружающие камни.
Я мог понять мотивы Полли…
Запнувшись, тряхнул головой, словно это могло помочь избавиться от неприятных ощущений и яркого, ужасающе яркого предчувствия, что теперь я отстаю на несколько шагов.
Глубокий вдох помог немного прийти в себя. Натягивая одежду, едва не разорвав рубашку резкими движениями, я все же немного успокоился.
Олив.
Ее зовут Олив.
И да, я мог понять причины, по которым она не назвала себя при нашей встрече. И почему не призналась потом, но это не помогало. Все стало сложнее, много сложнее. Теперь гораздо острее воспринималось ее принебрежение безопасностью и та подкупающая доверчивость которой я был удостоен.
И самое главное, была огромная разница в том, чтобы лишить невинности служанку, пусть и благородного происхождения, и совсем иная история, если на месте служанки была принцесса. В первую очередь это имело значение для самой девушки. Для ее будущего и статуса.
— Зачем? — повернувшись в ту сторону, где скрылась эта маленькая лгунья, я вновь с трудом подавил желание броситься за ней.
Было ясно, что барышня решилась на это не просто так, но незнание причин меня практически выворачивало наизнанку.
Но куда сильнее трясло от осознания, что я ничем не могу ей помочь в надвигающейся буре событий, едва ли не сбиваемый с ног собственными проблемами.
— Что ты удумала, моя вредная, прекрасная фея? — осторожно сложив плащ, на котором явственно виднелись следы подаренной мне невинности, я бросился к месту стоянки, где ждали друзья. — Что ты, да сохранят тебя все демоны этих гор, задумала?!
Чувствуя искренне сожаление, что сегодня мне не придется никого убить, чтобы дать выход собственным тревогам и страхам, я зарычал, пытаясь избавиться хоть от части напряжения. С ближайших деревьев, подняв страшный гвалт, вспорхнули птицы, но это едва ли помогало.
Глава 38