Мое непреклонное сердце

— Смотреть на меня, — сказала она. — Я напоминаю вам ее. — Ей больше ничего не нужно было объяснять. По реакции своего дяди она видела — он понимает, что она имела в виду свою мать. — А может быть, немного и его. Моего отца, то есть вашего брата.

— Ты говоришь какую-то ерунду. Она не слушала его.

— Вот тот момент, к которому вы постоянно готовили себя, да? Момент, когда я наконец все вспомню. И надо же, как раз сейчас вы оказались без выпивки!. Можно подумать, что двадцать лет беспробудного пьянства заставили вас онеметь, но я в этом сомневаюсь.

Мерседес подумала, что он сейчас уйдет, но дядя, казалось, не в состоянии был пошевелиться, только руки его безвольно повисли вдоль тела. Всего несколько дней назад она сказала Колину, что перестала бояться. Если бы требовались другие доказательства, она могла бы представить их сейчас.

— Если вы так сильно любили мою мать, как вы могли желать ее смерти?

Уэйборн прикрыл глаза, но ничего не ответил.

— Ну хорошо, — сказала Мерседес. — Вы сами не хотите признаваться. Но я была там. Я видела вас. Вы стояли спиной к другим, когда они отбирали у отца деньги, а у матери драгоценности, но я узнала вас. Я звала вас, вы помните? Наверное, я думала, что вы хотите помочь нам. Я стала звать своего дядю. И тут же раздались пистолетные выстрелы, хотя я уверена, что вы услышали мой крик. Разве нет, дядя? Ведь вы слышали меня!

Уэйборн шагнул вперед. Раньше это заставило бы ее отказаться от тех слов, что уже были у нее на языке. Теперь же она неумолимо продолжала. Он не сможет сделать ей ничего сверх того, что уже сделал.

— Я выскочила из кареты и побежала. Вы это должны хорошо помнить. Те, кто был с вами, — воры, которых вы наняли, — побежали за мной, но вы их остановили. Вы дали мне отбежать, а потом, с состраданием охотника к лисице, вы бросились за мной в погоню на своей лошади. Она чуть не растоптала меня, прежде чем вы остановили ее, и я никогда не поверю, что это было сделано не нарочно. Вы, наверное, убили бы меня, если бы я не онемела от ужаса. Меня спасло только то, что я вдруг перестала понимать, что происходит или что уже произошло. Вы рывком подняли меня и посадили перед собой.

У Мерседес мурашки побежали по коже, когда в ее памяти встали подробности той страшной ночи.

— И вы отвезли меня обратно к карете и посадили внутрь. Там меня и нашли проезжавшие мимо люди. Вы, наверное, жалели, что оставили меня в живых. Но какое облегчение вы почувствовали, когда поняли, что я и слова не могу произнести, чтобы навредить вам! Вы почувствовали вину? Или смесь того и другого?

— Ты наделяешь меня слишком тонкими чувствами, Мерседес, — сказал Уэйборн. — Я не чувствовал ничего. Мерседес покачала головой:

— Не верю. Поймите меня правильно, дядя. Я не хочу верить этому. Я уверена, что вы страдали с того времени каждый день. Я уверена, что именно страх и отвращение к себе привели вас ко мне в северную башню почти через год после убийства. В то время я совсем не разговаривала, но вы все равно чувствовали само мое присутствие как обвинение. Вы помните, что вы сделали в тот вечер?

Мерседес помнила все так ясно, что ей было удивительно, как это она раньше могла об этом забыть.

— Кажется, я показал тебе, как легко можно сломать куклу, — сказал он безжалостно. — Правильно я говорю?

От этих невозмутимо-холодных слов графа, казалось, содрогнулся даже воздух в комнате. Мерседес хотела обхватить руками плечи, чтобы унять озноб, но не могла.

— Вы сломали мою куклу, — сказала она.

Она не узнала своего голоса — по-детски обиженного, задыхающегося.

— Ты сама была похожа на куклу, — сказал он. — Бледное фарфоровое лицо без всякого выражения. Пустые глаза. В них не было никакой жизни. В эту ночь я возвратил тебе жизнь. Мерседес. Я показал тебе, что тебя ожидает, если ты вздумаешь говорить то, чего не следует, но я дал тебе свободу говорить все остальное. Ты вышла из этой комнаты в башне, похожая на ту маленькую девочку, которую все помнили. — Он помолчал. — Я мог сломать не только твою куклу. Я мог сломать и тебя.

Его угроза витала над ней все эти годы. Именно поэтому она никогда не возражала ему и всегда сдавалась, едва начав сопротивление. Он возвратил ей в ту ночь ее голос, но забрал то, что она могла рассказать. Он не сломал ее тела, как сделал это с ее куклой, но сломал ее дух.

Мерседес тихо спросила:

— Вы опять собираетесь вызвать Колина на дуэль?

Уэйборн слегка задумался. И наконец кивнул:

— Ты оправдываешь мои ожидания, Мерседес. Я знал, что ты опять заговоришь о цели нашего поединка.

Она больше не боялась его. Но теперь у нее не было против него никакой защиты. Возвращение памяти заставило ее почувствовать себя менее свободной и более уязвимой.

— Я удивлена, что вы согласились на это, — сказала она. — Колин убьет вас — вы же знаете.

Граф равнодушно улыбнулся:

— Ни в чем нельзя быть уверенным наверняка. И без всяких дальнейших объяснений он вышел из комнаты, закрыл дверь и запер ее на ключ. Он немного постоял в коридоре, прислушиваясь, и был удивлен, услышав звук рыданий.