Мое непреклонное сердце

— Как, вы будете здесь? Вы хотите сказать что они оставляют вас здесь? В Уэйборн-Парке? — Она почувствовала легкое головокружение. — Не могу поверить, чтобы Северн мог разрешить такое. Вы уверены, что правильно поняли, что вам сказал мистер Паттерсон?

— Может, я позвоню насчет чаю? — со степенной учтивостью спросил Колин. — Не хотите? Тогда что-нибудь покрепче? Нет, нет. У вас такой вид, будто вы готовы бросить мне все это в лицо.

Мерседес была совершенно сражена тем, что он прочел все ее мысли. Она попыталась подчинить выражение лица своей воле и впредь быть более сдержанной.

— Как это произошло?

— Вы совершенно правы, догадываясь, что Северн не одобрял этого решения, — сказал Колин. — Он, оказывается, вообще не участвовал в обсуждении. У мистера Абернэйти все бумаги о том, что между Уэйборном и мною заключено пари, были в порядке: расписки очевидцев, а также свидетельства кредиторов, ясно показывающие, что в случае проигрыша граф никак не смог бы расплатиться без конфискации поместья.

— Много же вам всего удалось собрать! — холодно заметила она.

— Мой человек начал работать с того момента, как Уэйборн бросил свой последний вызов. В любом деле мне нравится быть заранее готовым ко всем неожиданностям.

— И все-таки это кажется довольно подозрительным, вы не находите? Вполне можно поверить, что вы специаль-но привели в порядок все дела в ожидании именно этих событий, организатором которых сами и являетесь.

Колин посмотрел на нее с изумлением.

— И вы туда же? — спросил он. — Северн сказал буквально то же самое!

Он знал, что ей не понравится это сравнение с Северном. Он постарался не показать виду, но ее отчаянные усилия скрыть свое огорчение позабавили его.

— Как только Абернэйти показал мистеру Паттерсону, что все документы в порядке, шерифу ничего не оставалось делать, как признать, что я имею право на временное владение Уэйборн-Парком. Это довольно неуклюжий компромисс в лучшем случае. Но если только на шесть недель, то это вполне терпимое неудобство.

Терпимое для кого? Вот что хотела бы знать Мерседес. Она перестала терзать зубами свою нижнюю губу и буквально прикусила язык, чтобы не задать этот вопрос.

— Я останусь в Англии, доступный для судьи и властей, чтобы они в любой момент могли допросить меня, пока будут продолжаться поиски вашего дяди. В то же время мне будет предоставлена возможность оформить Уэйборн-Парк на мое имя законным путем. Через шесть недель, если местонахождение вашего дяди не будет определено, мое прошение о праве владения Уэйборн-Парком будет готово для рассмотрения в суде.

—  — Значит, вы пока не настоящий владелец поместья, — сказала она.

— Нет. Но и вы тоже не владелец. — Он увидел, как при этих словах плечи ее опустились. — И у вас нет возможности получить его.

— Вы не только вонзили в меня нож, — сказала она спокойно, — но и повернули его.

— Я не нахожу в этом удовольствия. По крайней мере это была правда. На лице у него было стоическое выражение, но никак не злорадство.

— А как же притязание Северна на Уэйборн-Парк?

— Как вы вчера заметили, это действительно претензия его отца, если он будет ее предъявлять. У меня создалось впечатление, что граф Розфилд не столь страстно, как его сын, желает получить это имение. Ничего определенного на этот счет не было сказано, но что-то в манере Северна позволило мне сделать такое предположение.

— Я уже говорила вам, что это имение потребует больших денежных затрат. Граф Розфилд более уравновешенный человек, чем его сын, и гораздо более осторожный.

— А может быть, отец Северна знает не обо всех ценностях Уэйборн-Парка?

Несмотря на все свои лучшие намерения, Мерседес сразу же ощетинилась:

— Что вы имеете в виду?

— Думаю, вы знаете. Вы сказали, что Северн сделал вам деловое предложение. Не нужно долго думать, чтобы понять, что он хочет заполучить вас.

— О да, Северн выражался яснее ясного, — сказала она.

— У меня тоже есть к вам предложение.

Мерседес замерла. В голове пронеслось, что уместнее всего дать ему пощечину, но эта мысль тут же исчезла. Она поняла, что просто не может сделать этого. Она питала отвращение к побоям как средству выражения чувств.

— Я слушаю вас, капитан Торн.

Колин изучающе смотрел на нее своими темными мер-цающими глазами. Он залюбовался ее волосами, гладко зачесанными назад. Заплетенные в тугую косу, они изменяли форму ее глаз, придавая им соблазнительный вид. Черты ее были ясны и спокойны, хотя он и подозревал, что это спокойствие давалось ей нелегко. Он заметил, что она необычайно бледна. Неестественный румянец, который бросился ему в глаза во время ее разговора с Северном, давно исчез. Ее длинные темные ресницы были полуопущены, затеняя выразительные серые глаза. Ей как-то удалось справиться с собой и не кусать нижнюю губу: по этой ее привычке сразу можно было узнать, когда она озабочена, или не в духе, или просто задумалась.

Колин сразу же понял ее настрой — голова гордо поднята, тонкая шея открыта. Это была бесстрашная поза, и его глаза быстро скользнули по линии ее шеи, прежде чем прямо встретиться с ней открытым взглядом.