Домой они вернулись уже затемно. Сильвия, заскучавшая по сестре, тут же отправилась к себе. Близнецы зевали во весь рот и не выказали ни малейшего протеста, когда Мерседес молча показала им на лестницу. Она смотрела, как они медленно преодолели ее и исчезли за углом лестничной площадки. Когда они с Колином остались одни у лестницы, она повернулась к нему:
— Я нужна вам сегодня вечером?
Он ответил не сразу. При всех модуляциях голоса и при всей заинтересованности в ее тоне она могла с таким же успехом спросить его, хочет ли он положить сахару в чай. Колин потянулся к ней рукой, чтобы отбросить прядь волос, упавшую на щеку. Она уклонилась.
— Не здесь, — сказала она. — Здесь — никогда!
Его рука медленно опустилась.
— О чем ты думаешь, Мерседес?
— Не понимаю, что вы имеете в виду?
«Вполне возможно, что и не понимает», — подумал он.
— Да, — сказал он в конце концов. — Ты нужна мне сегодня вечером.
Мерседес уже ждала его, когда он поднялся к себе из библиотеки. Ночь была прохладная, и она разожгла в камине небольшой огонь. Она сидела, свернувшись, в большом кресле лицом к огню, наслаждаясь теплом. Ее волосы были сегодня свободно подвязаны черной лентой, лиф ее белого батистового платья был отделан кружевом.
Когда он вошел в комату, она хотела подняться, но он рукой показал, чтобы она сидела. Пальцы босых ног выглядывали из-под подола ее платья. Он посмотрел, как она прикрыла их, расстегнул пиджак и, сбросив его движением плеч, перекинул через руку. Его белая рубашка ярко выделялась на фоне темно-серого жилета.
— Ты давно ждешь меня? — спросил он.
— Нет, думаю, что недолго.
Несколько минут или часов — все равно, для нее это целая вечность! Она следила за ним, как он прошел по ковру неслышным шагом и положил пиджак на кресло напротив нее.
Колин вынул из манжет золотые запонки и положил их в стоявшую на столе коробочку синего веджвудского фарфора. Закатав рукава, он взял кочергу из чугунной под-ставки у камина. И вдруг заметил, что Мерседес вздрогнула. Он посмотрел на кочергу, потом снова на девушку.
И тут его осенило.
— Бог мой! — тихо, как бы про себя произнес он. — Он бил тебя кочергой?!
Стыдясь, Мерседес опустила голову и молча уставилась на руки, сложенные на коленях.
Колин не стал бередить ее рану. Он набросился на поленья в камине, так что угли с треском разлетались в стороны, а искры взметнулись до самого дымохода. Несколько утолив свой гнев, он поставил кочергу на место и встал, опершись рукой о каминную плиту.
— Посмотри на меня, Мерседес.
Она медленно подняла на него глаза.
— Можешь ты представить себе, что я буду тебя бить?
Она отрицательно покачала головой.
— Или стегать тебя хлыстом?
Она непроизвольно вскинула руку и потрогала шрам на шее.
— Нет, — тихо проговорила она. — Я не думаю, что вы будете так делать.
Колин засомневался, можно ли верить ее словам: она буквально вдавилась в кресло в тот момент, как он поднял кочергу.
— Я говорю серьезно, — сказал он. — Я никогда не буду тебя бить.
В голове Мерседес эта фраза прозвучала по-другому:
«Я никогда не буду бить тебя так, как он». На ее взгляд, в таком виде это утверждение больше соответствовало действительности. Некоторые его слова причиняли ей такую боль, будто он полосовал ее кожу.
Колин пристально посмотрел на нее и был вполне удовлетворен ее молчанием. Он нетерпеливо откинул волосы со лба.
— А теперь в постель, Мерседес, — спокойно сказал он. И когда она недоуменно посмотрела на него, смущенная таким приказом, до него дошло, что она не правильно его поняла. — В мою постель!
Не сомневаясь в ее согласии, Колин поднял свой пиджак и исчез в гардеробной. Он специально не торопился с переодеванием и туалетом, чтобы дать ей время заснуть. Он и представить себе не мог, что ожидание было для нее мукой. Мерседес казалось, что она превратилась в единый нерв, имеющий окончание во времени — момент, когда он придет к ней.
Колин сразу почувствовал ее напряжение, как только лег рядом. Ее неровное дыхание не допускало и мысли, что она спит. Опершись на локоть, он взял ее за плечи и мягко повернул на спину. Свет от камина был за его спиной, и лицо ее оставалось в тени. Но даже и так он чувствовал страх и напряжение в ее серых глазах. Он поднял с подушки прядь ее темно-шоколадных волос. Напряжение в ее хрупкой фигуре было так велико, что она почти дрожала. Колин наклонился и мягко поцеловал ее губы.
— Я только хотел, чтобы ты спала рядом в моей постели, — тихо сказал он. — Я не буду тебя трогать.
Мерседес боялась потерять бдительность. Она осторожно изучала его, устремив глаза на его лицо, пытаясь обнаружить ложь.
— Мне не нужно было брать тебя второй раз прошлой ночью. — Он почувствовал на себе ее быстрый неопределенный взгляд, но, не дав ей заговорить, продолжил:
— Сегодня днем, когда ты взяла под руку миссис Фредрик, я понял, что ей было гораздо легче идти, чем тебе.