Мое обретение полюса

в южные эскимосские поселения, в места, богатые моржами. Бичи словно рвали щелчками упругий, морозный воздух. Хриплый, похожий на волчий вой собак, вторя бичам, разносился над льдами. «У-у-у! Хук, хук!» — покрикивали каюры. Упряжные ремни всех семи нарт натянулись, как струны, пятьдесят гибких, сильных животных бросились вперед, и мы, ухватившись за задние, перпендикулярно торчащие рамы эскимосских нарт, тронулись в путь, в мгновение ока иглу с их мерцающими оконцами, затянутыми пузырями вместо стекол, пронеслись мимо. Прощальные крики оставшихся в поселении эскимосов замерли позади, и вскоре мы слышали только скрип полозьев и радостный лай рвущихся вперед, не знающих усталости собак.

К югу от нас туманная оранжевая вспышка озарила бурое небо. Солнце, которого мы не видели уже целый месяц, ушло далеко за горизонт и, словно прощальную улыбку, посылало нам тусклое сияние. Закатившись окончательно, оно каждый день, примерно в полдень, слегка окрашивало небо слабым сиянием, но это сияние с каждым днем ослабевало, пока совсем не растаяло в лунном свете. Подвешенная над самым горизонтом луна, эта лампа морозного жемчужного стекла, каждый месяц в течение десяти суток ходила кругами вокруг нас, порой скрываясь за покрытыми снегом горами и посылая нам оттуда свое ослабленное морозными облаками сияние, а порой оживляла ночь, словно освобождая мир от полнейшего мрака. Когда ветер не слишком досаждал нам, луна пробуждала в нас активность, и мы развивали бурную деятельность за пределами наших жилищ.

«Китовая лошадь» или «морская лошадь» — так исландцы и датчане называют моржа — удивительное животное. Лето он проводит в праздности, коротая дни в непрерывной дреме под лучами солнца, однако трудно вообразить более тяжкое существование, чем жизнь этого зверя зимой. Отыскивая себе пропитание на мелководьях арктических морей, морж, который дышит атмосферным воздухом, стремится к открытым водным пространствам либо к разводьям в активном паковом льду. Он позволяет себе всего несколько минут отдыха на поверхности штормового моря, а затем снова ныряет. Неделями морж исследует не изведанные человеком глубины замерзшего моря. Когда зверь устает и не в состоянии больше шевелить своими огромными ластами-ногами, он всплывает, выбирается на лед либо отдыхает, плавая на поверхности разводьев. Толстая, словно одеяло, жировая прослойка не позволяет застыть моржиной крови. Мощными ударами своей огромной головы морж разбивает корку молодого льда, не давая ему смыкаться. Вот тогда предоставляется возможность запастись мясом и топливом, однако это влечет за собой такие трудности, что белому человеку без помощи эскимосов такая задача просто не по плечу. Ночная охота на моржей — эскимосский вид спорта, захватывающее, волнующее состязание.

При свете луны я упорно готовился к решительному броску на север. Я все еще не наблюдал достаточной стабильности в атмосфере и в ледовой обстановке, которые гарантировали бы нам хотя бы относительную безопасность в пути. Мое сердце радостно забилось в груди, когда я услышал наконец щелканье бичей в наэлектризованном воздухе и увидел, как земля с головокружительной быстротой неслась мне навстречу, в то время как сам я скачками бежал за мчащейся упряжкой. Меня колотило как в лихорадке от ощущения опасности, кровь моя бурлила — теперь успешная охота значила для меня гораздо больше, чем когда-либо для кого-либо другого.

Вскоре после старта стало совсем темно. Медлительная луна была скрыта непроницаемой завесой чернильно-черных облаков; оранжевый отблеск солнца словно увял; нас обнимала настолько густая тьма, что казалась почти осязаемой.

Теперь, когда я вспоминаю сумасшедшую гонку, я не перестаю удивляться тому, что мы не сломали нарты, не искалечили себе руки и ноги и не размозжили головы. Натыкаясь на препятствия, мы неслись по изломанному паковому льду, протянувшемуся от Ан-ноатока до мыса Александер (расстояние около 30 миль по прямой, но миль 40 на нартах). Паковый лед стал тоньше, и мы почувствовали, как холодный туман поднимается от открытой воды, а время от времени, когда становилось светлее, мы различали вьющиеся змеями разводья.

Теперь, чтобы добраться до открытой воды на юге, туда, где можно найти моржей, нужно было двигаться посуху, то есть избрать путь через скованные морозом гренландские горы, сквозь сумрачные облака, путь извилистый, окольный, по глубоко изрезанным ледникам, барьерам скал и льда, обдуваемым слепящим ветром. Этот путь, не отмеченный тропами, словно корчась от боли, петлял перед нами целые 40 миль.