Мое обретение полюса

Неподалеку от Итиблю мы поднялись на синие склоны ледника и, нащупывая опасную тропу вдоль кромки отвесных утесов, взошли до самых облаков, где увязли в глубоких снежных сугробах. Там в течение суток мы сражались с глубокими снегами, и только ветер указывал нам направление движения. Спустившись вниз из этой области вечного тумана и метелей, мы оказались на берегу моря в проливе Буз. Отсюда, хорошенько отдохнув, по великолепному льду при хорошей погоде мы вошли в пролив Вольстенхольм. В Умануи была настоящая ассамблея эскимосов. Мы отдохнули там, подкормились, готовясь к длительному опасному переходу, который нам предстояло совершить.

В этой местности зимовала Датская этнографическая фольклорная экспедиция под руководством ныне покойного Мюлиуса Эриксена. Их форсированный переход на север оказался настолько стремительным, что они не сумели взять с собой много самого необходимого. Однако эскимосы с присущей им щедростью снабдили датчан мясом и жиром, которые помогли им продержаться зиму.

В благодарность за эту бескорыстную помощь датчане позднее послали специальное судно с подарками, которые предназначались для распределения среди этих добродушных эскимосов, помогавших Эриксену. Когда датчане ушли, появился Пири. Он отобрал из подарков все, что ему понравилось, лишив, таким образом, эскимосов заслуженного вознаграждения. Какое право имел мистер Пири забирать подарки? Датчане, которые с тех пор учредили там миссию, проводя в жизнь политику охраны и заботы об эскимосах,[178] до сего дня дожидаются ответа на этот вопрос.

Отсюда мы направились к мысу Йорк. Миа, Ангадлу и Иокоти я принял в постоянный состав нашей партии, все члены которой, что меня изумило, были довольно враждебно настроены к мистеру Пири. Все их разговоры были пронизаны горьким критицизмом по поводу того, как людей лишили мехов и кости, как целую партию людей оставили умирать от холода и голода в Форте-Конгер;[179] как у мыса Сэбин многие умерли от болезни, которую занесли к ним, как мистеру Дедрику не разрешили спасти их; как многие были оторваны от дома и отправлены в Нью-Йорк, где умерли от варварского обращения; как «Железный камень» — их единственный источник железа, драгоценное наследие всего народа — был украден в той местности, к которой мы сейчас приближались, и так далее — длинная цепь упреков и обвинений. Однако в то время вся эта горечь, излитая эскимосами, казалось, смягчала мое собственное возмущение, и во мне зародилось чувство всепрощения к Пири. В конце концов, думалось мне, я добился успеха, не пора ли положить конец разногласиям и постараться представить жизнь в лучшем свете?

Я впервые задумался о своем возвращении домой. До сих пор все мои помыслы были заняты предвкушением встречи с семьей, однако теперь меня заинтересовало, как отнесутся ко мне люди. В самых необузданных взлетах своей фантазии я никогда не мечтал пробудить у мировой общественности интерес к полюсу. Я снова хочу подчеркнуть, что любые предпринятые мной действия доказывают несостоятельность обвинений в том, что я заранее планировал обмануть весь мир. Люди стремились к Северному полюсу годами, но ни одна экспедиция не вызывала всеобщего интереса.

Миллионы долларов, сотни человеческих жизней были принесены в жертву. Ради достижения этой цели противоборствовали многие великие нации. Я верил, что цель может быть достигнута более простыми средствами, без человеческих жертв, без финансовой помощи сильных мира сего, и с этой убежденностью отправился на Север; Теперь я возвращался домой, не ожидая никакой награды, за исключением той, которая полагается за успех частного предприятия.

Я хотел бы подчеркнуть, что всегда смотрел на свое предприятие, как на дело сугубо личное. Я предполагал, что в газетах появятся сообщения о моем возвращении, что в течение нескольких дней со страниц газет будет веять чем-то вроде внимания, и на этом все кончится. Поскольку все это касалось только меня лично, я думал о том, что наконец удовлетворил свое честолюбие, и испытывал невероятную тягу к дому.