Мое обретение полюса

Судно черпало носом воду, раскачивалось с борта на борт с такой силой, что реи едва не касались воды. Ледяная вода гуляла по палубе. Пошел дождь. Вскоре мачты и снасти покрылись ледяной коркой. Затем повалил снег, превратив скользкую, покрытую льдом палубу в поверхность, напоминающую наждачную бумагу. Температура воздуха была не слишком низкой, но ветер пронизывал до костей. Наши матросы вымокли до нитки, и их одежда по-

крылась ледяной коркой. Однако, несмотря на физические страдания, они держались молодцами и выглядели как-то неестественно бодро. Постепенно мы выходили в открытое море. Часа через четыре шторм начал сдавать, и под дважды зарифленным фоком мы с ликованием наконец-то вошли в безопасные воды.

3 Что подстегивало претендентов на покорение полюса

На тернистом пути мучеников Севера. Встреча с жителями Крайнего Севера. Жизнь в каменном веке. Совместная охота. Спартанское мужество эскимоски Мане.

Последнее время я много размышлял о том, в чем же заключается очарование ослепительно белого, сурового Севера. Я не видел края более странного — восхитительного и печального одновременно. Когда мы шли по заливу Мелвилл, я чувствовал, как Север завлекает меня в свои магические объятия. Часами простаивал я на палубе в одиночестве, и солнце, этот чудовищный, вечный источник света, ослепительно сияло на горизонте, словно поджигая волны, озаряя своими лучами некое невидимое божество Севера с заледенелым сердцем. Краски и позолота словно обволакивали мой разум, и мне казалось, что я плыву по морю расплавленного солнечного света.

Часами меня снедало единственное желание — оно переполняло, пьянило меня — желание идти вперед и только вперед, туда, где не ступала нога человека. Возможно, только благодаря этому желанию человеческому существу присуще стремление превзойти других, доказать, что оно обладает физическими и умственными способностями, не имеющими себе равных, возможно, именно это желание заставляло людей отваживаться на самое трудное в мире предприятие, подвергать себя самым тяжким испытаниям. Этого не объяснить словами.

Во время моего бдения на палубе я часто думал о своих предшественниках, о тех героях, которые, сменяя друг друга на протяжении трех столетий, терпели холод и голод, пренебрегали комфортом цивилизованного мира, оставляли родных и близких, жертвовали собой ради достижения какой-то таинственной, бесплодной цели. Я с волнением перечитывал рассказы тех, кто вернулся, — рассказы, которые жгли мою душу огнем, пробуждая во мне прямо-таки сумасшедшее честолюбие. Я думал о неустанных усилиях этих благородных людей, об их разбивающих сердца неудачах, и неукротимая, стремительная волна решимости, присущая моим предшественникам, вздымалась в моей груди: я должен победить силы природы, преодолеть ледяные просторы — подобно Икару, покорившему небо, я обязан достичь той сверкающей серебром пустыни, которую люди назвали Северным полюсом.

Покуда мы резали форштевнем колышущиеся воды, я словно ощущал таинственное присутствие тех, кто остался здесь навсегда и умер страшной смертью, тех, чья плоть смерзлась в порывах леденящего ветра, иссохла от голода, тех, кто, возможно, лишь продлил агонию, питаясь плотью своих уже обреченных товарищей.[62] Я думал и о тех, кого не стало в мгновение ока, о тех, кого внезапно поглотила пасть вечно голодного до человеческих жертв ледяного моря. Кто-то сказал, что души бессмертны благодаря энергии великих страстей, таких, как любовь или честолюбие, которая копится в течение всей человеческой жизни. В те пьянящие, проведенные на палубе часы мне показалось, что я ощутил в себе неукротимые, неисполнившиеся желания павших, их душ, которые некогда трепетали в груди и сейчас домогаются уже невозможного, чего не сумели достичь при жизни. Я словно горел в том же огне честолюбия, который пожрал тех людей; биение моего сердца, полного любви к тем людям, будто усиливалось биением их уже мертвых сердец. Я чувствовал, как во мне (я не осмеливался доверить эти мысли даже Брэдли) неумолимо растет решимость, невзирая на все преграды, попытаться покорить полюс!

С этого времени до той самой минуты, когда я повернулся спиной к той бесплотной, отливающей серебром точке отчаяния на вершине мира, я чувствовал опьянение, неосязаемый соблазн, который воодушевлял меня, наполняя радостью, отзывавшейся в моем сердце ритмичной мелодией. Сейчас я с удивлением вспоминаю тогдашнее патетическое состояние моей души. Несмотря на все пережитое, я не жалею о волнующих часах, наполненных вечным сиянием полуночного солнца.

Мы достигли северного берега залива Мелвилл утром, и в дымке перед нами предстали крутые утесы мыса Йорк. Сильные южные ветры прибили к побережью большие ледяные поля, крупная зыбь разбивалась о колышущуюся кромку льдов, и пробиваться к берегу было опасно. Нам очень хотелось повидаться с жителя-