Моё очаровательное несчастье

– Хммм, – отвечаю ей многообещающе, будто бы меня это заботит. Хотя… наверное и заботит, раз я пытаюсь привлечь её внимание. Но что-то мне подсказывает, что Лера – девушка не простая.

– Мне Тарас сказал, что ты принял на себя удар, – не выдерживает она.

Я уже думал, что никогда не дождусь этого, а нет, ошибался.

Стараюсь не выдать радостную улыбку на лице, и, сделав глубокий вдох, со всей серьезностью отвечаю:

– Да, я спас тебя.

– Спасибо, – говорит она так тихо, что я едва ли различаю буквы в словах.

– Будешь мне должна.

– Что?

– Я не банк – милосердия.

– Да ну?

Делаю паузу, чтобы позлить её ещё сильней. Девушка переводит на меня свой грозный взгляд, и я замечаю за собой, что мне нравится её злить. Всякой чепухой, выводить из себя на ровном месте. Её образ, когда она злиться, импонирует мне: эти прищуренные глаза, поджатые губы в тонкую трубочку, слегка сбитое дыхание через нос… ух! Я бы продолжал её злить, однако, наш разговор прерывает доктор, который входит в кабинет.

– Бумага, – тараторит он про себя, держа в руках пачку. – Пу-рум-пум-пум.

Мы с Лерой откидываем доктора любопытным взглядом. Тот же, дойдя до стола, кладет ее на него, и, поднимает свои глаза на нас. Доктору на вид лет пятидесяти: высокий мужчина, что держит себя в форме. Серые глаза, что глубоко посажены, смотрят на нас с Лерой из-за толстых линз очков, что сидят на носе картошке.

– Так-с, – говорит доктор. – Что у вас?

Он хочет подойти ко мне, но, я решаю переиграть эту партию. И переиграть её куда более ироничней, чем, казалось бы, Лере.

Я поворачиваюсь к Доктору и говорю серьезным голосом:

– У нас случился несчастный случай, и, Лера вывихнула лодыжку.

Доктор внимательно смотрится на меня, а потом перевод взгляд на Леру.

– Давай-ка посмотрю, – говорит тот и подходит к Лере. Та, ни слова не роняя, снимает ботинок и морщится от боли, которая по-видимому, пронзает ее ногу. Я внимательно наблюдаю за тем, как доктор осматривает Леру. Мне же, в свою очередь, ничего не остается, как просто “плевать в потолок”. Замечаю, что девушка волнуется, и мне это льстит.

Льстит до такой степени, что сводит скулы. Доктор внимательно осматривает ее ногу, а после говорит:

– Обычное растяжение, через пару дней должно пройти.

Лера поджимает губы в плотную ниточку и тихо вздыхает. Она искоса смотрит на меня, а я в свое время, облизываю пересохшие губы. Девушка смущается и отводит разом взгляд.

Воу, воу, воу, крошка. Это что сейчас было? Не уж то ли, я тебе интересен?Ты не показывала этого, пока мы бежали с тобой. Не тогда, когда я лежал на тебе.

И тут мои мысли пронзает воспоминания того случая.

Этот гребанный случай, который разом спутал все мои чувства к ней.

Стоп, я сказал только, что чувства? Не может быть…

Мэт.. соберись…

Делаю глубокий вдох, чтобы облегчить мысли, но… не могу оторваться чертов взгляд от Леры.

Н Е М О Г У.

Черт, да что б тебя!

Чувствую, как потеют ладони, а перед глазами вспыхивает ее лицо: такое беззаботное, испуганное. Вспоминаю блеск недопонимания в ее глазах, будто бы она совершенно должна быть не здесь, и не в это время. На долю секунды у меня сбивается дыхание, я чувствую, что не хватает воздуха от мимолетных картин, что плывут перед глазами.

“Соберись, Мэт!” – командую себе, но ничего не выходит. Звуки все заглушаются, а перед глазами лишь она – Лера. Чувствую сухость во рту и пересилив себя, отвожу взгляд в сторону. Спина по-прежнему болит, да так, что хочется лезть на стену, однако… Не могу показывать это перед девчонками. Да и не только перед ними…

Меня отец тренировал, как человека, что не знает боли. Того, кто может вытерпеть все. Даже несмотря на то, что у меня есть все, что я пожелаю – этого качества я не могу никак убавить в себе.

“Мужчины не плачут” – вспоминаю слова отца, когда был маленький и напоролся пяткой на гвоздь. “Мужчина никогда не должен показывать, что он слаб. Особенно, на людях. Ты это понял?”. От воспоминаний того, насколько мы часто проводили время с отцом меня прошибает холодный пот. И его слова, которые я запомнил, еще сильней дают мне понять, что я выдержу все.

Спина заживет, и я о ней не вспомню, а вот слезы мужчины – заполнят многие.

И вряд ли я смогу отмыться от этого дерьма. Как представлю, что меня полощет весь институт становится противно. От самого себя. Поэтому, делаю глубоких вдох, который не унимает физическую боль, а только ее прибавляет, а после, тихонько выдыхаю.