Мое особое мнение

Я долго думал, что же случилось в войну, в чем причина наших поражений, и только номер моего журнала объяснил мне, что репрессии 1937–1938 годов привели не только к истреблению генералитета и офицерского состава, но и к тому, что пришедшие им на смену поняли, что инициатива наказуема. Они боялись отступать, боялись давать команды без разрешения Ставки. Военная наука диктовала им отходить, чтобы не попасть в окружение, а страх перед репрессиями – стоять на месте. 19 июня 1941 года командующий Западным округом Дмитрий Павлов пишет начальнику Генерального штаба Жукову, что скоро начнется война и что он вывел людей на позиции в поле. Сохранилась директива Жукова: «Вернуть в казармы». За три дня до войны! 22 июня эти казармы накрыло обстрелом. Вот как отразился на командном составе 37-й год. Они все знали про этот страх репрессий, страх расстрела.

Сейчас мы пытаемся проверить, сколько из полководцев, которые объявляли себя георгиевскими кавалерами, на самом деле ими не были. Мы не можем найти их Георгиевские кресты, архивы не сохранили документы ни про представление к награде, ни про награждение. Есть такой Сергей Патрикеев. Он жизнь убил на то, чтобы издать списки георгиевских кавалеров Первой мировой войны. Выпустил 14 томов на средства друзей. Я за светским разговором говорю ему: «А вот у Жукова ордена…» Он говорит: «Ноль. В 10-м драгунском полку, где он служил, мы ничего не нашли». Говорят: Буденный – полный георгиевский кавалер. Мы нашли только два креста. Но то, что он полный кавалер – уже часть национального мифа. Вот, например, тут недавно с двумя генералами общался. Они говорят: «Слушай, у тебя Буденный на обложке «Дилетанта» неправильно нарисован – он же полный георгиевский кавалер…» Я отвечаю: «Ребята, вы откуда это взяли? Найдено два креста номерных, которые были у Буденного». А вот, скажем, генерал армии Иван Тюленев, о котором мало кто знает – вот он полный георгиевский кавалер: четыре креста, четыре медали. И так далее. Понимаете, да? На самом деле это не мешает тому, что Буденный был героем Первой мировой. Но если он говорил, что был полным кавалером, то это же самозванство или украшательство, в стиле того же Мединского. Этого же не было на самом деле.

Или, например, я никогда раньше не думал, как была построена Берлинская стена. А ведь она разделила семьи. Я нашел запись телефонных переговоров, на которых Хрущев и Ульбрихт, руководитель ГДР, инициатор строительства Стены, обсуждают, как будут ее сооружать. И Ульбрихт говорит: «У меня несколько тысяч детей ходят из Восточного Берлина в Западный в школу». «Ничего, – говорит Хрущев, – останутся в Восточном». «Да, мы их больше туда не пустим», – кивает Ульбрихт.

Сделали номер о Черчилле – мы ведь ничего про него не знаем. Я сейчас читаю и перечитываю его мемуары 1940 года, когда Советский Союз и Германия были вместе. В 1942 году Сталин напишет ему злобное письмо, что вот Британия не открывает второй фронт, а мы воюем с Гитлером, изнемогаем. Черчилль ответит: «Два года назад мы воевали, изнемогали и думали, когда же вы вступите в войну против нас на стороне Гитлера».

Часть 2. Настоящее

Путин

Когда осенью 1998 года стало понятно, что рейтинг Ельцина совсем плох (3 %), его окружение заказало серьезное исследование – как именно должен выглядеть преемник. С помощью соцопроса «нарисовали» кандидата, который мог бы победить на выборах «Антиельцина» (Примаков, Зюганов и т. д.). Он должен был быть русским, военным, относительно молодым, непьющим, спортивным… Первым под лекало подошел Николай Бордюжа. Зимой 1999 года его назначили главой Совета безопасности и президентской администрации, но не сдюжил. Вторым стал Степашин – не справился с чеченской историей. Третьим – Николай Аксененко, железнодорожный генерал. Путин был только четвертым.

Можно сказать, что на вершину власти его привела революция 90-х, и он занялся реставрацией. Винить тут некого – такой на нашу долю выпал период истории. Вся история революций проходит несколько стадий: есть угнетенные люди, у которых возникают надежды, из них рождается новая элита, в итоге дело доходит до диктатора, начинаются откат и реставрация от болезненного процесса перемен и потрясений, потом реакция, а потом общество начинает выруливать… В «лихие 90-е», наевшись свободы, люди хотели покоя – поднимать детей, чтобы в семье был достаток, пусть небольшой, некая стабильность. Они и сейчас хотят именно этого. И согласны для этого поступиться некими свободами – нельзя их в этом винить. Каждый выбирает свой путь: кто-то остается и борется, кто-то остается и не борется, кто-то уезжает из страны…