Мое открытие музея

Скрежетнув еще раз тормозами и громыхнув обледенелым железным ящиком, встряхнув его так, что все содержимое ёкает, как одна огромная селезенка, машина вползает в шлюз; мотор продолжает работать, но ему не заглушить грохот задвинувшихся ворот. Впереди раздается новый скрежет: подвывая, раздвигаются, уползают в стены вторые ворота, железный ящик снова встряхивает, ёкает огромная селезенка, там что-то с шумом валится, падает друг на друга, машина выкатывается из шлюза и через несколько десятков метров останавливается. Гремит ключ, гремит дверь, гремит еще один замок, гремит решетка - "Выходи!"

В клубах морозного пара на снег перед машиной вываливается содержимое железного ящика, в ранних зимних сумерках не разобрать лиц: бледные, грязные, обросшие - десять, двадцать, тридцать, сорок... Как они уместились в ящике? Машина отъезжает. Кучка людей на снегу озирается: тесное пространство между темными, уходящими в небо корпусами, над головами арка - переход из одного корпуса в другой... Рядом лязгает дверь: "Заходи!". Придерживая сползающие штаны, шлепая, загребая ботинками без шнурков, они втягиваются в открывшийся перед ними проход, в дверь. Сейчас она лязгнет за ними, захлопнется. Надолго? За кем-то навсегда.

Большое, темноватое помещение, трубка "дневного света" под высоким потолком не в состоянии его осветить... Что это? Комната? Нет, комната предполагает хозяина - его вкус, пристрастия, профессию, личность, да мало ли что, комната - это дом. Едва ли это вообще жилое помещение, нет ничего, что можно было бы назвать мебелью - ни стола, ни стульев, ни кроватей. Это и не присутственное место, в котором хоть что-то должно намекать на смысл присутствия. Некий "зал ожидания" - ожидания чего?..

Метров, пожалуй, тридцать, квадратных, потолок высокий, а потому кубатура большая, но первое, что ощущаешь, переступив порог, - духота, сырость, грязный пар, табачный дым, густой смрад... Может быть, потому яркий свет под высоким потолком и не способен пробиться, осветить помещение? Загаженный, хлюпающий бетонный пол, вдоль стен узкие железные лавки, против двери, под потолком, два "окна" - метра в полтора шириной и полметра высоты, они забраны толстой решеткой, а снаружи, за стеклом, загорожены чем-то еще; в темноте, сгустившейся во дворе, в котором тебе больше никогда не бывать, в темноте уже не разберешь - что там, но у тебя будет время понять и это.

Слева от двери, в углу - сооружение, некий знак цивилизации, примета века, единственная здесь черта "домашности", но глаз на нем не отдохнет, и ты в первое мгновение в ужасе отвернешься: загаженный до безобразия ватерклозет, вода, не переставая, бурлит, он забит, лужа растекается, растаптывается - вот откуда грязь, хлюпающая под ногами...

А ног множество: ботинки без шнурков с вываливающимися "языками", сваливающиеся, шаркающие туфли, уверенные в себе (кажущиеся такими рядом с разоренными туфлями и ботинками) сапоги - все они топчутся, шаркают, шлепают, сначала выбирают место посуше, осторожничают, потом привыкают, уже не замечают, куда вступить - да и нет в этом смысла...

Пожалуй, надо было начать не... "Помещение" забито людьми. Не забито переполнено, пятьдесят-шестьдесят человек, много это или мало для тридцати квадратных метров с узкими железными лавками - половина стоит, топчется, потом начинают перемещаться. А железная дверь то и дело открывается - с лязгом и с лязгом захлопывается, входит кто-то еще - один, двое, трое, сразу пятеро. Останавливается, топчется, озирается, приглядывается, потом ботинки без шнурков, сваливающиеся с ног туфли, сапоги начинают ступать, шлепать, шаркать, уже не осторожничая.

Вот о чем речь: что их занимает раньше - тех, за кем с лязгом захлопывается еще одна (которая уже сегодня по счету?) железная дверь странность, скажем, "помещения", в котором они оказались, или скопление людей, находящихся в том же положении? Важно ли - чтo раньше?

Гул стоит в помещении, а как иначе - нормально! Пятьдесят-шестьдесят человек собраны вместе - как в предбаннике, в зале ожидания - да что' там не ожидалось!..

- Закурим, отец?

- Закурим!..

И вот ты уже сидишь, кто-то подвинулся, кто-то встал пройтись...

Словно бы посветлело - или пригляделся? Кто-то привалился головой к стене, глаза закрыты; чей-то воспаленный взгляд прикован к лязгающей двери, встречает каждого, кто входит; кто-то рядом спрашивает, спрашивает соседа - о чем, не разобрать, а тот на полслове встает и отходит; двое фланируют, ловко обходя бессмысленно топчущихся: один в распахнутом пальто, шляпа в руке на отлете, лицо мятое, заросшее, прихрамывает, возит ботинками без шнурков под сползающими штанами, второй - в телогрейке, в кирзачах, заглядывает ему в лицо, суетится, быстро-быстро говорит, горохом сыплет... И все движется, говорит, курит, приглядывается, озирается... Живет! Неужто живет - такой странной, еще непостижимой, уродливой - потусторонней? - может, и потусторонней, но жизнью!