Мое почтение, красотка

– Хелена, – начинаю я, – скоро мы расстанемся. Это дело длилось неполные сутки, однако у меня создалось впечатление, что ты мой вечный враг. Я испытываю к тебе привязанность, которую питают к давним противникам. Возможно, причина в том, что ты слишком красива, а полицейский ведь тоже человек, так? Знаешь, у меня все кишки выворачиваются при мысли, что однажды ранним утром тебя привяжут к столбу и дюжина солдат разрядят в тебя свои винтовки...

Она опускает голову.

– Может быть, все дело в том, что ты слишком красива, а полицейский тоже человек. Мы еще можем договориться... Я понял, почему вы хотели во что бы то ни стало убрать меня сегодня утром. Инициатором покушения была ты, а причина: ты не сказала своим дружкам, что перехватила планы: Меня надо было убрать до того, как я поведаю об этом прессе. Ты хотела получить всю выгоду сама. Так, красавица?

Она улыбается. Ее улыбка сводит меня с ума. Я прижимаю ее к себе и, не сдерживая дольше свои инстинкты, крепко целую малышку.

– Если ты так сделала, – продолжаю я, – значит, у тебя душа предпринимателя. В этом случае мы сможем договориться. Верни мне планы, и ты свободна. Я полагаю, это честная сделка. А ты что скажешь?

Она не отвечает.

– Через несколько минут, – добавляю я, – будет слишком поздно. Между нами уже не будет никаких отношений, даже сексуальных.

– Это все один треп, – подает она голос. Чувствую, она колеблется.

– Двенадцать винтовок, нацеленных в твою красивую грудку, Хелена, не будут трепом... Решай...

– Кто мне гарантирует, что вы сдержите слово?

– Я. Ты согласна или нет?

Она смотрит на меня, потом берет мою руку и кладет на свою ляжку. Решив, что она хочет сыграть на моих чувствах, я возмущаюсь:

– Этого мне не надо, дорогая.

– Вы не поняли. Пощупайте мои чулки. Я их ощупываю и чувствую необычные для нейлона твердые комочки.

– Что это значит?

– Формулы, – шепчет она.

– Ну?

– Они вышиты азбукой для слепых на моих чулках. Я издаю восхищенный свист.

– Отлично. Никогда не слышал о такой хитрости. Значит, в портфеле Стивенса были эти чулки?

– Да.

Она их снимает, а я глазею, как подросток. Какие ляжки! Вы и ночью вскочите, чтобы их съесть! Честное слово!

Я беру теплые, как птичье гнездо, чулки, которые она мне протягивает, и сую их в свой карман.

Хелена молчит.

– Вы... сдержите слово? – наконец спрашивает она.

– Еще бы!

– Вы меня правда отпустите?

Вместо ответа я останавливаю машину и в последний раз целую ее в губы.

– Твой рот будет самым прекрасным воспоминанием в моей жизни, лапочка.

Она выходит из машины.

– Вы не выстрелите мне в спину?

– За кого ты меня принимаешь?

– Прощайте, – бормочет она. – Прощай.

Она уходит по тротуару, цокая каблуками. Должно быть, она даже не чувствует голыми ногами холода.

Я поворачиваю ручку рации и вызываю машину, следующую за моей.

– Алло, Гийар?

– Да.

– Видишь на тротуаре возле входа в метро киску, которую я арестовал?

– Да, господин комиссар.

– Я пообещал ее отпустить: сделка ради пользы дела...

– Ладно.

– Но ты-то ей ничего не обещал, верно?

– Понял, шеф...

Я вижу, как он обгоняет меня и останавливается рядом с Хеленой. Тогда я быстро уезжаю, чтобы не видеть продолжения. Я ведь сдержал слово? Дал ей уйти? Я всего лишь человек.

Но поскольку я не только человек, но и офицер секретной службы, то передал Гийару это маленькое сообщение.

Я вызываю его снова.

– Сделал?

– Да, господин комиссар. Но она это очень плохо восприняла. Надо думать!

– Все равно передай ей мое почтение! Либо вы человек галантный, либо нет. Это вопрос воспитания.

Лично я человек галантный.