Мое прекрасное несчастье

Трэвис усмехнулся, и напряжение спало с его лица.

— Значит, у нас все в порядке?

Я поцеловала Трэвиса, с нежностью положила ладони на его лицо.

— Да, глупыш. Ведь я обещала, забыл? Сказала тебе все, что ты хотел услышать, мы снова вместе, а ты по-прежнему несчастлив?

Улыбка на его лице перекосилась.

— Трэвис, прекрати. Я люблю тебя, — сказала я, разглаживая морщинки вокруг его глаз. — Эта нелепая холодная война могла закончиться еще на День благодарения, но…

— Минутку!.. Что? — перебил он, отстраняясь.

— На День благодарения я чуть не сдалась, но ты сказал, что готов отступить ради моего счастья. Из-за гордости я промолчала, не сказала, что хочу снова быть с тобой.

— Ты, черт побери, шутишь? Я хотел облегчить тебе жизнь! Ты хоть знаешь, как я был несчастен?

— Выглядел ты после разрыва отлично. — Я нахмурилась.

— Это же ради тебя! Я боялся потерять любимую, вот и стал притворяться другом. Мы все это время могли быть вместе?! Голубка, какого черта?

— Я…

Мне нечего было ответить. Я заставила нас обоих страдать. И я не заслуживала оправдания.

— Мне жаль.

— Тебе? Я чуть не упился до смерти, еле вставал по утрам, в Новый год разбил телефон вдребезги, только чтобы не позвонить… а тебе жаль?

Закусив губу, я пристыженно кивнула. Я даже понятия не имела, через что он прошел. При его словах внутри все перевернулось от щемящей боли.

— Мне очень-очень жаль. Извини.

— Ты прощена, — с улыбкой сказал Трэвис. — Больше так не делай.

— Не буду. Обещаю.

На его щеках появились ямочки.

— Я так сильно люблю тебя. — Он покачал головой.

Глава 20 ДЫМ

Пролетело несколько недель, и я даже опомниться не успела, как наступили весенние каникулы. Вполне ожидаемый поток сплетен и любопытных взглядов иссяк, и жизнь вернулась в привычное русло. Уже давно в подвалах «Истерна» не проводилось боев. Адам залег на дно после того, как у полиции возникла уйма вопросов — что именно происходило в ту ночь. Трэвис с нетерпением ждал звонка, чтобы отправиться на последний бой, который позволил бы оплатить счета за лето и начало осени.

Белый толстый слой все еще покрывал землю, и в пятницу перед обеденным перерывом на хрустальной лужайке разразилась битва с применением снежков. Мы с Трэвисом кое-как добрались до столовой. Я крепко держала его за руку, пытаясь увернуться от комков снега и не упасть на землю.

— Гулька, в тебя не попадут. — Трэвис прижался холодным покрасневшим носом к моей щеке. — Все знают, что не стоит со мной связываться.

— Знать-то знают, но береженого бог бережет.

Он отряхнул рукав моей куртки и повел меня дальше через хаос. Мы резко затормозили, когда мимо с визгом пронеслась группа девчонок, преследуемых бейсбольной командой. Как только они исчезли с нашего пути, Трэвис довел меня до дверей в целости и сохранности.

— Вот видишь, — с улыбкой произнес он. — Я же говорил, ты сможешь.

Вся его веселость испарилась, когда между нашими лицами пролетел снежок и врезался в дверь. Трэвис сердито глянул на лужайку, но увидел толпу ребят, беспорядочно кидающихся друг в друга, и отказался от мести.

Открыв дверь, Трэвис взглянул на снег, который таял и бежал по крашеному металлу на землю.

— Идем внутрь.

— Отличная мысль.

Трэвис подвел меня за руку к буфетной стойке, где обычно набирал на один поднос различные горячие блюда. Кассирша уже несколько недель назад перестала изумляться, привыкнув к нашей традиции.

— Эбби!.. — Брэзил кивнул мне и подмигнул Трэвису. — Какие планы на следующую неделю?

— Останемся здесь, — сказал Трэвис, расставляя на столе пенопластовые тарелочки. — Приезжают мои братья.

— Я убью Дэвида Лапински! — заявила Америка, приближаясь к нам и стряхивая с волос снег.

— Прямое попадание! — Шепли захохотал, но Америка зыркнула на него, и смех превратился в нервную усмешку. — В смысле… какой козел.

Мы засмеялись, видя неподдельное раскаяние на лице Шепли. Америка зашагала к буфету, а он посеменил следом.

— Вот же подкаблучник! — Брэзил поморщился.

— Америка слегка на взводе, — объяснил Трэвис. — На следующей неделе встречается с его родителями.

Брэзил кивнул, его брови изогнулись.

— Так, значит, они…

— Ага, — подтвердила я. — Они вместе навсегда.

— Ничего себе, — сказал Брэзил.

Пока он ел, растерянность не сходила с его лица. Мы были еще слишком молоды, и Брэзил никак не мог просечь столь серьезные намерения Шепли.

— Брэзил, когда и тебя накроет, ты все поймешь, — сказал, улыбаясь мне, Трэвис.

Вся столовая стояла на ушах из-за игрищ на улице и быстро приближавшихся каникул. До их начала оставались считаные часы. Столики заполнялись народом, разговоры переросли в громкий гул; студенты норовили перекричать друг друга.

Шепли и Америка вернулись, уже помирившись. Сияя от счастья, подруга заняла место рядом со мной, она без умолку болтала о близящейся встрече с родителями своего парня. Она взволнованно рассуждала, что нужно уложить в чемоданы, какие вещи взять, чтобы не показаться претенциозной.

— Детка, я же сказал: они полюбят тебя так же, как и я, — обещал Шепли, заводя волосы ей за ухо.

Америка вздохнула и улыбнулась; она всегда так делала, когда ее успокаивал Шепли.