Мое прекрасное забвение

Веки Рейган опухли, я видела, что подруга страдает из-за случившегося больше, чем я. Для кого-то вроде меня прощение было непростым делом. Когда это того стоило, я давала другим второй шанс причинить мне боль. Однако большинство людей не заслуживали того, чтобы переживать из-за них. И это во мне заговорило не детство, такова горькая правда. Я доверяла лишь нескольким людям, и еще меньшим доверилась бы снова, оба списка возглавляла Рейган.

Я усмехнулась и села на кровати, принимая из рук подруги тарелку.

– Не стоило…

Она подняла палец, на пару секунд вышла из комнаты и вернулась со стаканчиком апельсинового сока. Поставила его на тумбочку и уселась на полу, скрестив ноги. Ее кожа была чистой, волосы причесанными, из одежды – свежая полосатая пижама из фланели.

Подруга подождала, пока я попробую завтрак, потом заговорила:

– В жизни не догадалась бы, что Джейсон что-нибудь скажет, но это не оправдание. Не стоило вообще ему говорить. Я же знаю, как эти парни сплетничают в доме «братства». И сама дала им повод для сплетен. Извини. Я сегодня поеду с тобой в «Скин Дип» и все объясню.

– Рей, ты уже объяснила. Думаю, не слишком хорошая мысль – поднимать этот вопрос у него на работе.

– Хорошо, тогда дождусь его после.

– Ты уже сама будешь к этому времени на работе.

– Проклятье! Мне нужно все уладить!

– Ты не можешь ничего уладить. Я по-крупному облажалась. Теперь Трент собирается полететь в Калифорнию и прикончить Ти Джея.

– Что ж, Ти Джею не стоило приезжать к дому моих родителей и целовать тебя. Он же знает, что ты с Трентом. Если ты считаешь, что делаешь что-то неправильно, Ти Джей ведет себя не лучше.

Я закрыла лицо ладонями.

– Не хочу причинять ему боль или кому-либо еще. Не хочу создавать проблем.

– Пускай они сами со всем разберутся.

– От этого сценария у меня мурашки по коже.

Рейган накрыла мою ладонь своей.

– Ешь лучше блинчики. И вставай, через сорок минут открывается «Скин Дип».

Я без аппетита пожевала завтрак, хотя вкуснее ничего давно не ела. Стопка почти не уменьшилась, когда я побежала в душ. В салон я опоздала на десять минут, но это не имело значения, ведь Хейзел и Трентона пока не было. Я увидела открытую дверь, включенные компьютер и свет, значит, Кэлвин уже пришел, но даже не удосужился поздороваться.

Через десять минут внутри появилась Хейзел, закутавшаяся в несколько свитеров и ярко-розовый шарф в черный горошек. На ней, как и всегда, были очки в черной роговой оправе и джеггинсы с сапогами.

– К зимовке готова! – сказала она и поплелась к себе в зал.

Еще через десять минут появился Трентон. На нем были синий стеганый пуховик, джинсы и ботинки, но сегодня он также добавил к своем гардеробу мешковатую серую шапочку. Он проследовал к себе в зал, даже не сняв солнцезащитных очков.

Я изогнула брови.

– С добрым утром, – сказала я самой себе.

Через десять минут дверь вновь со звоном отворилась и внутрь вошел высокий стройный парень. В ушах красовались большие черные туннели, а вниз от подбородка кожу покрывали татуировки. У него были длинные спутавшиеся светло-русые волосы с выжженными концами. Температура на улице опустилась ниже нуля, а он оделся лишь в футболку и шорты с накладными карманами.

Парень остановился на пороге и уставился на меня своими зеленоватыми глазами миндалевидной формы.

– Доброе утро, – сказал он. – Без обид, но кто ты, черт побери, такая?

– Принимается, – сказала я. – Я Кэми. А ты кто, черт побери, такой?

– Я Бишоп.

– Вовремя появился. Кэлвин уже два месяца про тебя спрашивает.

– Правда? – улыбнулся парень. Он вальяжно прошел к стойке и облокотился о нее. – Я здесь вроде большой шишки. Не знаю, смотришь ли ты шоу про тату или нет, но в прошлом году меня сняли в одном эпизоде, а теперь я много путешествую, даю мастер-классы повсюду. Словно отпуск, за который тебе еще и платят. Правда, иногда становится одиноко…

Трентон подошел к стойке, взял журнал и, не снимая очков, стал листать его.

– Она не свободна, придурок. Иди наведи порядок в своем зале. Твоя машинка уже заросла паутиной.

– И я по тебе скучал, – сказал Бишоп, оставляя нас наедине. Он прошел в противоположный конец коридора, где, как я полагала, находился его зал.

Трентон пролистал еще пару страниц, бросил журнал на стойку и направился к себе.

Я последовала за ним и, скрестив руки, встала в проеме.

– Чёрта с два! Бишопа, значит, прогнал, а меня проигнорировал.

Трентон поднял на меня взгляд, садясь на свой рабочий стул, но из-за очков я не видела его глаз.

– Я решил, что ты не захочешь со мной разговаривать, – мрачно сказал он.

– Сними очки, Трентон. Это ужасно бесит.

Трентон замешкался, а потом снял очки – имитацию «Рей Бэн», – обнажая красные глаза.

Я тут же выпрямилась.

– Ты заболел?

– Вроде того. Похмелье. До четырех утра распивал «Мейкерз Марк».

– По крайней мере, ты выбрал приличный бурбон для такого глупого занятия.

Трентон нахмурился.

– Валяй… говори.

– Что?

– Речь про то, что мы должны остаться друзьями.

Я снова скрестила руки и почувствовала, как запылали щеки.

– Я не сомневалась, что ты вчера нахлебался воды из унитаза… теперь я знаю, что ты ею злоупотребляешь.