Мое счастливое детство

– Вот что, Павел Иванович. Время ужина. Как, будете кормить инвалидов или скажете, как обычно говорят? Мол, сегодня на вас наряд не спущен.

– Нет, товарищи, не волнуйтесь, ужин готов. Сейчас сестра-хозяйка и помощницы принесут еду. Только вы располагайтесь по кроватям.

– А что на ужин? – спросил лейтенант Гайчук Евгений. Мы потом по его молодости звали просто Женей. У него не было левой руки полностью и левая нога почти до колена отсутствовала[9].

– У нас суп картофельный и каша пшенная с маслом, – торжественно произнес Павел Иванович.

Мы с пацанами радостно переглянулись. Пшенка с маслом! Вот это праздник. Да суп на ужин. Ну, гуляй – не хочу!

Но оказалось, что суп картофельный, это да, но без мяса, как пояснил директор. Что для нас было совершенно обычно.

– А что, бывает же картофельный суп с мясом, – мечтательно тихонько произнес Изя.

И тут послышался рык Юрия Степановича:

– Как это – без мяса! А ну, позови заведующего хозяйством!

Наш директор сплоховал и позиции сдал, не подумав. В том смысле, что не ответил инвалидам достойно. А ведь они, по большому счету, все были в его полной власти: безногие, безрукие, полуослепшие – что они могли сделать.

Но все-таки, все-таки. Они хлебнули беды свыше возможного и уже не боялись ни черта, ни дьявола.

Это директор и чувствовал. Поэтому завхозяйством пришел сразу.

– Вот что, друг, – сказал дядя Юра. – Перед тобой герои войны. Да, покалеченные. Но покалеченные, чтобы сохранить жизнь вот этим пацанам и вам. Нет, нет, я, в отличие от пьяниц вокзальных, вас никого не осуждаю. Вы и в тылу свое получали и получаете. Но нас вы должны с сегодняшнего дня обихаживать, как своих невест и жен. А уж суп картофельный с мясом – это каждый день, как свисток к атаке. Не то поступим по-фронтовому, еще не забыли. То есть сварим завхоза. Это на пять дней мяса. А потом и повара – еще пять дней. Лады?

Я увидел помертвевшее лицо завхоза. И даже директор в растерянности не знал – шутка это или на самом деле окопный обычай.

Через два часа в палату инвалидов въехала тележка с баком. Суп был картофельный, но с луком, морковкой, капустой и… с мясом.

Мы стонали, бросаясь к столам. Хоть и шипели на нас воспитатели, и порции супа уменьшали, но не до них – успеть съесть и успеть хапнуть еще. В смысле – попросить добавки. Неужели голод наш окончился – мелькало в голове каждого.

Школа наша тоже оживилась. Готовили вечер для инвалидов к Новому, 1943 году.

Девочки под патефон танцевали танго, рио-риту. Пели «Бьется в печурке огонь», «Ты меня ждешь», другие военные песни.

В общем, мы были готовы проводить стылый 1942 год и радостно встретить 1943-й.

А тут еще одна радость – в детдом привезли посылки «Американской помощи». И с ними приехал мужчина из этой самой помощи. Машина-вездеход была набита посылками. Американец их раздавал лично. И это хорошо, фиг бы мы их видели. А так огромное богатство, и не нужно его защищать от соседа – у него такое же.

А что было. Свитер, варежки, носки теплые, шапка вязаная. Дальше – шоколад, банка тушенки, банка сгущенного молока (да как ее есть-то), печенье и арахисовое масло. Да, чуть не забыл, две пачки сигарет «Кэмел».

Американский человек выдавал посылки, хлопал нас по плечам, кричал: «Ок, малшики», «дружба энд фридом», «смайл, герл, смайл».

Мы «американского» не знали, да и наплевать. Вот плохо кончилось, когда американец, этот волшебник, под ночь уехал. Оказалось, он совершенно не знал о «наших» инвалидах.

Директор нас собрал, и было решено: с каждой посылки пачку сигарет «Кэмел», пачку печенья, коробку арахисового масла, одну пачку шоколада, банку тушенки. Получилось военным много-много. Вот уж были удивлены наши офицеры. Да-а, тянули, при таком харче снова воевать захотелось.

А мы спали. Счастливые, но руки держали под подушкой. Под которую и сложили все драгоценности. Как говорится: «доверяй, но проверяй».

И вечер новогодний прошел на славу. Мы на общий стол выложили кое-что, себе тоже оставили. И пошли с девочками, с директором и учителями к «нашим».

Ионов Борис Николаевич, ему глаза обожгло. Видит, но очень плохо. Он сразу заиграл «Катюшу». Потом девочки грянули: «У самовара я и моя Маша», конечно, «Землянку». А мы спели «Мы летим, ковыляя во мгле…» – этакий реверанс нашему доброму американскому дядюшке.

В общем, спали в тепле и сытости. В тепле, потому что сразу надели вязаные шапочки и теплые носки. И свитер. Уж тут спи – не хочу.

Хотя многим не удалось. Непривычная еда, да в неограниченных количествах заставила нас побегать кой-куда. Да ладно. Все равно спасибо американскому человеку. Мы теперь через слово вставляли «о’кей». И хохотали, как этот дяденька. Других, таких хохочущих, веселых и здоровых мы не видели никогда.

А утром январским 1943 уже года из палаты военных тянуло ароматом необычайным. Мужчины пили чай с печеньем и курили «Кэмел».