Мое сердце – бензопила

А как звали саму утопленницу? Мама Джейд иногда называла ее по имени, словно, останься умершая в живых, весь город был бы другим, лучше – ходила бы эта девушка по улицам Пруфрока, и тот был бы таким, каким положено. А не таким, какой он сейчас.

Мелани, конечно.

Ее имя написано на бортах глиссера Харди – будь Джейд поближе, она бы разглядела. Впервые она произнесла это имя вслух, стараясь воспринять его как слово, а не нагромождение синих букв, прилипших к корпусу, классе во втором. Может, и в первом. Летом по традиции все дети, которые еще не слишком выросли, собираются на пирсе в купальниках и плавках, держатся за руки, а шериф Харди разъезжает перед ними на своем глиссере и, как сержант на плацу, рассказывает о правилах поведения на воде, чтобы лето было прекрасным и безопасным.

Дети дергаются, им охота сбежать, особенно когда он быстро поворачивает, запускает большой вентилятор и делает изящный пируэт на воде. Они ждут, в который раз затаив дыхание, но дышать им тоже надо. Джейд это прекрасно запомнила. Слева она держала руку Бетани Мэнкс, справа – Тима Лоусона, тогда она еще не была чокнутой девочкой-ужастиком, обычная девятилетка, у которой впереди целое лето.

А шериф Харди бубнил про безопасность на воде и медлил, медлил, и она едва не лопнула от предвкушения, да и все они, ждать больше просто не было сил, и Джейд помнит, как Харди пытался сдержать улыбку, потом положил палец на переносицу, подтолкнул на лоб очки-хамелеоны и наконец-то поднял дроссель лодки до упора, резко дернул руль – и окатил вереницу детей брызгами ледяной воды. И поехал, стоя в своем глиссере, все дальше и дальше, в глубь озера Индиан.

Это было лет через десять после того как тело его дочери прибило к берегу. Наверное, очки от солнца ему понадобились, чтобы никто не видел его глаз.

И вот он вытащил Джейд с мелководья, наверняка говоря себе – нет, в моем озере больше ни одна девушка не утонет.

Джейд вытирает глаза, а то краска потечет и ее подбородок посинеет как слива, и говорит шерифу, что сочувствует ему, честно. Ничего, он еще вытрясет душу из этого подонка Клейта Роджерса. Может, его друзьям тоже перепадет.

Она фыркает, прислоняется к стене почтового отделения и гадает, не явится ли слэшер на этот раз в облике местного полицейского, как расплавленный терминатор из «Судного дня». И тогда в новостях его так и назовут: «Судный день». Нет, скорее «Резня в глуши» или что-нибудь не менее оскорбительное.

Или нет: «Кровавый Лагерь, Часть 2». Потому что, как говорит Рэнди в «Крике-2», сиквелы всегда должны быть кровавее. Еще вариант: огромное существо примет облик Стейси Грейвс, и тогда подойдет «Озерная Ведьма сеет смерть». Звучит неплохо!

Но все это потом. Сейчас надо отметиться, только не поднимать глаз от пола, чтобы не наткнуться на одну из камер Фармы…

Джейд вжимается в стену, хватает мусорную палку и подносит к груди, губы сжимаются в тонкую линию. Мимо проносится джип, доверху набитый бывшими «ястребиными» чирлидершами. Он оказывается на одной линии с «Умиаком», и Джейд кажется: джип вот-вот врежется в катер, который на самом деле бороздит просторы озера, за блестящим хромированным штурвалом – Тиара Мондрагон, бедра обхвачены совершенно прозрачным саронгом из модного каталога, под ним черный купальник-бикини, на глазах, как ни странно, лыжные очки-консервы.

«Умиак» скользит боком к причалу и поднимает тучу брызг – и тут откуда-то снизу возникает Лета Мондрагон.

Джейд отходит от стены, чтобы лучше видеть.

Чирлидерши стоят в джипе и окликают Лету. До слуха Джейд долетает «наконец-то» и «это будет круто». До сих пор празднуют окончание школы. Наверное, их выпускные кисточки уже висят в рамочках на стене, а не сгорели нитка за ниткой, потому что о них тушили окурки, заставляя кисточки корчиться от боли и мечтать вернуться назад, в надежное укрытие старшей школы.

Лета смотрит на Тиару, та пожимает плечами, типа, решай сама, и Лета спрыгивает на скользкий причал со стороны, где борт повыше, с грациозностью кошки, словно такой прыжок для нее плевое дело, ничего особенного.

Джейд не терпится увидеть, как Лета даст отпор высокому кавалеру, что записался к ней в очередь на следующий танец. Не важно, что там у него: бензопила, гарпун или два мачете, которыми он вертит, как нунчаками. Лета Мондрагон, последняя девушка высшего калибра, встретит вращающиеся лезвия бесстрашно и выйдет из схватки победительницей, держа в руках темное сердце, как в одноименном сериале. Она олицетворяет все, чем хотела быть Джейд, – но Джейд выросла там, где выросла, так, как выросла, и с тем, с кем выросла.

Вот будет битва века – последняя девушка схлестнется со слэшером средь бела дня! Если только Джейд все это не выдумала.