Мое сердце между строк

Я знаю, что это значит очень много для моей мамы. Мы не часто едим не дома. Мы не можем позволить себе это. — Спасибо, — бормочу я. — Но мне больше хочется домой.

— Делайла, — говорит мама, нахмурив лоб.

— С тобой правда все в порядке?

— Все отлично, мама. У меня просто… целая куча домашнего задания.

На оставшемся обратном пути я успешно избегаю любой беседы. Когда мы останавливаемся на въезде, я сразу несусь в дом и поднимаюсь в свою комнату. Книга все еще лежит на кровати, где я ее положила.

Я открываю ее на сорок третьей странице, где она открывается практически самостоятельно, корешок книги, наверное, уже переломился на ней, и нахожу Оливера у подножия скалы. Он одаривает меня сияющей улыбкой. — Тренировка по плаванию была прекрасной?

До конца урока плавания я взяла себя в руки. И в раздевалке, где все шушукались и ядовито сверкали глазами, и во время десятиминутной поездки домой.

Но сейчас, перед Оливером, я теряю самообладание и начинаю плакать. При этом слезы капают на страницу. Одна слезинка приземляется Оливеру на голову и разрывается как водяная бомба. Он промокает насквозь.

— Извини, — соплю я. — У меня был ужасный вечер.

— Может, я могу тебя ободрить? — говорит Оливер. «Уже то, что ты здесь подбадривает меня,» — думаю я и понимаю, что после истории с носом Элли Макэндрюс, Оливер был единственным человеком, которого я хотела видеть.

Разве только Оливер, в сущности, не человек.

Я вытираю глаза. — Я чуть не утопила самую популярную девушку в школе, ту самую, которой я раздробила коленную чашечку в прошлом году. Когда я в понедельник утром приду в школу, меня все будут ненавидеть.

— Я не буду тебя ненавидеть, — утешает меня Оливер.

Я робко улыбаюсь. — Спасибо. Но, к сожалению, ты не ходишь в мою школу.

— Но я мог бы, может даже раньше, чем ты думаешь…

У меня округляются глаза, когда я начинаю понимать, о чем он говорит. — Ты нашел другой путь наружу? Мне больше нравится говорить о проблемах Оливера, чем о моих собственных.

— По крайней мере, я нашел своего рода портал. Я был у Раскуллио. Он одаренный художник!

— Художник? Я думала он злодей!

— Нет, — говорит Оливер. — Разве ты забыла? Я же рассказывал тебе, что это только его роль в сказке. В любом случае он кое— что открыл. Если он нарисует предмет на специальном экране, на котором изображена его пещера…

тогда этот предмет по мановению волшебства становится реальным.

— Таким образом, он создал Пиро, дракона.

— Именно. Но, видимо, это работает даже, если историю никто не читает.

Я трясу головой. — Но чем это может быть нам полезно?

Раскуллио не живет же здесь. Он не может просто нарисовать тебя в этом мире.

— Верно, но я думаю, он смог бы закрасить меня в этом мире.

Я думаю некоторое мгновение об этом. — Это не сработает. Ты просто появишься где-нибудь еще в этой истории. Как клон.

— Пшеничная лепешка?

— Нет, кл… ах, не важно, — взволновано я встаю с кровати и бегаю по комнате взад и вперед.

— Если бы была возможность создать картину моего мира в пещере Паскуллио, тогда, вероятно, пошло бы…

— Я подумала, что для тебя это будет хоть каким-то утешением…

Я оборачиваюсь на звук голоса, моя мама стоит в дверном проеме. Она принесла мне стакан молока и тост с сыром. Мама осматривает комнату.

— С кем ты собственного говорила, Делайла?

— C моим… с одним другом.

Моя мама снова осматривается вокруг. — Но здесь, же никого…

— Я говорю с Оливером по телефону, — говорю я быстро. — О свободном речевом учреждении. Правильно, Оливер, или? — конечно он не ответил, и я почувствовала, что становлюсь красной. — Связь довольно плохая.

Моя мама поднимает бровь. — Юноша? — говорит она одними губами.

Я киваю.

Она поднимает пальцы и уходит, оставив поднос.

— Это было близко, — говорю я и вздыхаю.

Он ухмыляется. — Что на ужин?

— Могли бы мы оставаться серьезными? — прошу я его. — Я думаю, что ты брал уроки рисования?

Оливер улыбается. — Это же только для принцесс, — возражает он.

— Ах так? Расскажи об этом Микеланджело. Предположим, что кто-то перекрасил бы магический холст так, чтобы на нем больше не была бы изображена пещера Раскуллио…

а вместо этого моя комната. И тогда ты случайно нарисуешь себя там. Если следовать логике ты должен, собственно…

— …появиться в твоей комнате!

Глаза Оливера светятся. — Делайла, ты невероятна!

Когда он это говорит, у меня пробегает мороз по позвоночнику. Что бы произошло, если бы он сейчас здесь и сидел бы на моей кровати? Он бы пихнул меня? Или обнял?

Или поцеловал?

От этих мыслей мои щеки горят как огонь. Я прижимаю к ним ладони, чтобы Оливер не видел их.

— О, я поставил тебя в неловкое положение, — говорит он. — Ну, прекрасно. Ты не невероятная. Ты

совершенно нормальная. 0815 *. Вообще не стоит обсуждать. (*набор цифр обозначает в разговорной речи, что данная вещь не является особенной)

— Закрой рот, — говорю я, но при этом ухмыляюсь.

— Я хотела бы кое-что попробовать. Твой кинжал с тобой?

— Конечно, — подтверждает Оливер. Он вытаскивает его из-за пояса. — Зачем?

— Начерти для меня одну картинку. На скале.

Он моргает. — Прямо сейчас?

— Нет, в следующий четверг.