Моё советское детство

Запах молодой кукурузы, когда мы остановились перекусить. На краю колхозного поля, под деревьями. Было солнечно и мы сидели в тени. И смеялись.

Я помню это так ясно.

Мы развели костер и варили молодую кукурузу в кастрюле.

89. Территория личностей

Я вдруг начал читать "Территорию" Олега Куваева. Увлекся. Давно такого не было. Мощнейшая, какая-то глубокая романтика. Без крика и шума. Только плечо и дело. И сердце наизнос, до последней нити миокарда. Сердце -- это ресурс, его надо расходовать. Иногда бережно, иногда взахлеб, но до самого конца. И дыхание севера. Я уральский, но и северный, меня пробирает.

Фильм даже пересмотрел 2014 года, наш, с Лавроненко в роли Будды. Там все отлично, кроме сценария — слишком литературный сценарий, словно это иллюстрации сняты к книге.

Какая-то тревожная, глыбистая мощь в этой книге, в этом тексте. Как Марио Пьюзо написал "Крестного отца", где мафиозные разборки поданы так, словно это короли сражаются, мощные, страшные. Так в Территории — тот же Чинков — капитан пиратского корабля или ярл викингов. Один из сильнейших, но у него давно не было удачных набегов. И вот он понял, что еще чуть-чуть и будет уничтожен, потеряет себя, славу и королевство, поэтому идет в неведомое, преодолевая сопротивление и неверие, волей и верой в свою удачу. И ведет за собой. Недаром про "удачу" там геологи говорят, как викинги.

И наплевать Чинкову-Будде на золото. Ему нужна победа. Та неведомая Англия, в которую никто не верит. И там будет много славной добычи и окровавленные мечи. Если пройдет один единственный драккар. А все вокруг против -- люди, подданные, другие короли, даже погода и обстоятельства. Но он прорвется.

Забавно, что начало — Территории, это фактически зачин Моби Дика. Там Меллвил начинает с цитат о китах, а тут Куваев описывает золото через цитаты. И об охоте на кита охоте на золото. Дико жалею, что не прочитал эту книгу в детстве.

Из Территории, самый финал. Это не спойлер:

"…Если была бы в мире сила, которая вернула бы всех, связанных с золотом Территории, погибших в маршрутах, сгинувших в «сучьих кутках», затерявшихся на материке, ушедших в благополучный стандарт «жизни как все», — все они повторили бы эти годы. Не во имя денег, так как они знали, что такое деньги во время работы на Территории, даже не во имя долга, так как настоящий долг сидит в сущности человека, а не в словесных формулировках, не ради славы, а ради того непознанного, во имя чего зачинается и проходит индивидуальная жизнь человека. Может быть, суть в том, чтобы при встрече не демонстрировать сильное оживление, не утверждать, что «надо бы как-нибудь созвониться и…»