Мое тело – Босфор

Наконец засверкало. Я попираю босыми ногами восьмое чудо света, и прежняя жизнь уже не вернется. Я слепну от белоснежного сияния и исчезаю в вязком осадке опасных для европейского разума мутных вод единственного в мире источника Pamukkale. Священный Поток уносит меня все дальше и дальше от нестерпимой московской гари, прохладных лиц и ненужных визитов. Уже как в тумане суета телекамер, решетка груженой рамсторовской тележки и зыбучие пески половых отношений. Я никогда больше не буду читать книг, в них абсолютно все - вранье. Правда - здесь, в этой теплой луже без запаха и смысла, я высовываю из нее свою рыбью голову и трогаю плавником край вселенной. Меня уже давно нет с вами, Господа. Со мной - Дарья, мое второе “я”. Мы - две половинки одного имени - мы мажем друг друга грязью и с визгом и хохотом падаем в горячий источник, поднимая фонтан брызг. Я рисую у него на лице историю африканских племен и он превращается в неотразимого бушмена. Ему безумно нравится быть моим “грязным негром”. Он даже выучил эти слова по-русски. На самом деле, это прозвище родилось из страшно неприличного анекдота, который он сам же мне и рассказал. Абсолютно счастливые, мы ныряем в глубины веков. H2O легко пузырится где-то над нашими головами и здесь, среди бурых камней, я торжественно хороню свое одиночество.

Мягкая женщина

Вечером мы с Таней сидим на балконе среди фиолетовых цветов, слушаем сладкие и тягучие, как восточный десерт, турецкие песни, в которых слышится мотив смертельной страсти, и думаем о том, что дома все совсем по-другому, и это, наверно, цивилизация во всем виновата. Это она вытравливает все живые проявления сексуальности у целых народов. Там, где цивилизация умов еще не состоялась, бушуют первобытные страсти. А может, мы просто перепутали жанр курортных романов с образом жизни.

Шляпа уже ждет меня. Сегодня он поверх красной рубахи одел черный кожаный пиджак, и стал похож на героя из фильмов Альмадовара. Он чем-то удручен.

- Я так долго ждал тебя! Мне стало казаться, будто все наши встречи мне приснились. Боялся, что ты выйдешь, и сделаешь вид, что мы незнакомы.

О душа моя, я избавил тебя от всех закоулков, я отвратил от тебя пыль, пауков и сумерки.

О, душа моя, я смыл с тебя маленький стыд и добродетель закоулков и убедил тебя стоять обнаженной пред лучами солнца.

Из почерневших глубин райских кущ слышен знакомый пьяный говор. Вечер вновь сгущает безысходную тоску вечно лишних на родине русских баб, и пьяным нахрапом они штурмуют и без того открытые турецкие крепости. Выпьем? - Выпьем. Disco? - yes, evet, disco! Варум, тешекюр эдерим, знание языков необязательно, благополучный вавилон, межполовое эсперанто, жесты - для пересказа разных пустяков. И - без тормозов - резко ввысь по крутой эрозии горной тропы. Удержишься - не удержишься. Риск баламутит бабью кровь, быть может, в последний раз. Если повезет - не в последний. А вокруг с показным пофигизмом встали синие горы - молчаливый свидетель безумных проявлений загадочной русско- восточной души.

- Дарья! Дарья!

- Что такое?

- Прости, мне показалось, ты где-то совсем далеко. Я испугался.

Странно, где же я еще должна быть, если он со всей страстью вклинивается в мое белое тело. Еще и развернув меня спиной к себе.

Разгоряченные, мы лежим, прикрыв глаза.

- Скажи, а я толстая, да?

Шляпа удивленно открывает правый глаз: