Мое тело — тюрьма

«Отелло» прочитал несколько реплик, которые призывали её побыстрее помолиться на ночь.

— Я подожду немного. Не хочу тебя губить, покуда к смерти духом не приготовилась ты. Боже упаси!

— Ты говоришь о смерти? Мне⁈ — Кира хохотнула, словно уже подлила яду своему мужу, а он тут заливает ей о её кончине.

— О смерти… — нахмурившись, грозно прочитал Гавриил.

— О Господи, спаси меня! — закатив глаза, сказала Кира с пренебрежительной интонацией «ну-ну, говори, говори».

— Аминь от всей души! — продолжая трагедию, произнёс свою реплику парень.

— «Аминь» ты произносишь? Ты передумал убивать жену? — со смешком спросила Кира, намекая, что Отелло «слабо».

Отелло, согласно тексту, похмыкал, а она продекламировала:

— И всё-таки ты страшен мне, Отелло, — Кира отвернулась от него и снова стала смотреться в зеркало. — Ты гибелен, когда твои глаза… — она повернулась и, показав пальцем в разные стороны и понизив голос, «замогильно» прошептала: — … так бегают, — снова отвернулась, глядя в зеркальце. — Мне нечего бояться: Я за собой совсем вины не знаю… — она усмехнулась и, издеваясь, томно добавила: — И всё ж боюсь тебя я, так боюсь!

Опешивший Гавриил поднял палец вверх:

— Подумай о грехах своих. Скорее.

— Мои грехи — любовь моя… к тебе! — скептически заметила Кира и смерила «мужа» взглядом сверху вниз.

— Вот за неё ты и умрёшь сегодня… — сказал Гавриил.

Вся сцена продолжилась в этом же духе. «Непробиваемая» и язвительно-саркастичная Дездемона, которая явно изменяла мужу и ни во что его не ставила, и глупый мавр-рогоносец. В конце «трагедии», когда ей сказали о платке, как о доказательстве измены, Кира закатила глаза и с пафосом, передразнивая «Отелло», произнесла:

— О горе! Он обманут клеветою! — она даже покрутила пальцем у виска, обращаясь к зрителям, в рядах послышались смешки, а потом смахнула несуществующие слёзы. — Погибла я!

— Ага, прелюбодейка! При мне о нём ты нагло смеешь плакать, — прочитал Гавриил реплику Отелло, чем вызвал ещё большее веселье.

— Не убивай, а прогони меня! — торгуясь, попросила Кира.

— Смерть, смерть блуднице! — Гавриил подошёл к ней ближе и скорчил страшное лицо, словно уже сам желал её придушить.

— Нет, убей хоть завтра! — протянула Кира, надув губки. — А эту ночь дай до утра прожить!

— Не дам! — взревел Гавриил.

— Хоть полчаса! — не сдавалась Кира, делая умилительно-просящую мордочку.

— К чему отсрочка? — подозрительно спросил её «муж».

— Прочесть молитву! — игриво, словно подразумевая, что дело будет вовсе не в молитве, хлопая ресничками и поводя плечиком, сообщила Кира.

— Поздно. Слишком поздно… — Гавриил подошёл к ней вплотную и сдавил горло, она упала на колени, «умирая» с улыбкой, словно не верила в то, что муж и правда посмел её убить.

Тишина в зале стала словно вязкой. А потом Гавриил подал руку и помог Кире подняться. Шквал аплодисментов взорвал зал.

— Браво! Браво! — кричали откуда-то с первых рядов. Послышался свист, аплодисменты не стихали и перешли в овации. Гавриил крепко держал её за руку, не давая сбежать за сцену и заставив несколько раз поклониться. Когда Киру отпустили зрители, и она ушла за кулисы, то чувствовала, что щёки просто горят.

— Молодец! Потрясающе! Кира, это было супер! — она шла как в тумане, даже не понимая, кто это ей говорит.

— Иди, готовься к выходу на последнее дефиле в вечерних платьях…

— Ага, — вяло улыбнулась она, трогая щёки и пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Зрителям понравилась её интерпретация трагедии Шекспира, и после оваций она отхватила такую дозу адреналина, что её шатало.

Глава 22 Подарки и награды

После закончившегося драматического конкурса Кира как-то совсем расслабилась: всё сложное точно было позади. Платья привезли уже только к семи вечера, и Кира легко нашла своё, его помогла надеть Татьяна Михайловна, она же поправила ей причёску. Каролина тоже показала своё платье: оно оказалось ещё пышней, чем у всех остальных, из чёрного и серебристо-серого бархата. Но зато точно скрывало все недостатки фигуры — Светлана Анатольевна платье похвалила.

— Хорошо, что ты самая высокая и что выходишь в своей проходке одна. То, что платье отличается по фасону, выглядит намеренным ходом, — одобрительно кивнула Татьяна Михайловна Кире, увидев платье для дефиле на Кире. — Очень красивое и стильное.

— Ага… — выдохнула она, посмотрев на себя в большое зеркало. Почему-то в памяти после посещения «ЛисЭс» не отложилось, что кружева были по косой и одно плечо было полностью в облегающем шифоне. Вечернее платье оказалось интересней, чем ей запомнилось.

— Девочки, — собрала их вокруг себя Светлана Михайловна, — у нас последний номер — вечернее дефиле. Не расслабляемся, у вас последний шанс показать себя. Получите удовольствие. И улыбайтесь, девочки, улыбайтесь!

И они улыбались. Ходили в новых «гребёнках» под музыку, которую Кира помнила ещё с показа, выходили по одной, демонстрировали платья и улыбались. А потом с улыбками замерли в глубине сцены в ожидании решения жюри.

И это было волнительно. Кира перестала слышать музыку, так как уши заложило от грохота сердца.