Мое ускорение

— Не зли Ленкиного папу, — тихо советую я, когда фарца отказывается уходить с поста, мол, тут вещи ценные у людей.

Спрашиваем у прохожих по пути дорогу до пункта милиции. Ни хрена это не пункт. Целое двухэтажное здание, причем суд находится в этом же здании, но туда отдельный вход. Выходим и гуськом за злым подполом идём мимо местами расхристанного вида ментов, которые стоят у входа.

Нам ничего не говорят, но взгляды кидают не сильно уважительные. В форме только старшина, неизвестно зачем идущий последним. Может, чтобы мы с Аркадием не сбежали?

— Начальник на месте? — спрашивает злой отец в зарешеченное окошко дежурного.

— Какой именно? — не поднимая глаз от кроссворда, отвечает дежурный.

— Начальник отдела милиции, у вас, что их много? — злится вопрошающий.

— У нас нет начальника, есть и.о., — вредничает дежурный.

— Лейтенант! Сюда посмотри! — Лукарь, наконец, достал корочку и тычет ей в окошко.

Лётеха тянется к корочке, подслеповато щурясь.

— Руки не тяни! — не даёт ему ксиву в руки Лукарь. — Ты что, слепой?

— Извините, тащ полковник, — встал и оправился, застегивая пуговицы летёха, прочитав, очевидно, место работы. — Освещение слабое, а зрение нормальное. Майор Зиновьев на выезде!

— Задержанная Лукарь где? — задает ещё вопрос Ленкин папа. — И я подполковник.

Летёха уже, очевидно, сопоставил фамилию в удостоверении и фамилию задержанной и занервничал.

— Тащ полковник! — упрямо повысил в звании Лукаря мент. — Без документов не могу!

— Ты идиот, лейтенант? Ей семнадцать лет! А я её отец, на каком основании задержана несовершеннолетняя? — тихо, но грозно говорит Валерий Ильич.

— Она сказала ей восемнадцать! За нарушение общественного порядка, нанесение легких телесных повреждений… — забубнил несчастный мент.

— Что, уже есть справка о том, что повреждения легкие? Может, уже и дело открыто? — и, показывая на Аркашу, добавляет. — Вот свидетель, что она пострадавшая вообще, а не нарушительница. Так у вас в Шушенском работают?

— Не могу знать! — наконец нашёл правильную, как ему показалось, линию поведения дежурный.

К нам стали прислушиваться проходящие мимо сотрудники, в том числе и толстая уже немолодая тетка в чине капитана, в короткой юбке, явно не по уставу.

— Что шумим? — грозно спросила она у нас.

— Представьтесь по форме, — сухо сказал Лукарь, показывая опять свои корочки.

Дело сдвинулось, через пару минут нам привели поцарапанную Ленку с фингалом под глазом, в помятом платье и вообще, всю всклоченную, но не побеждённую.

— Толя! — кинулась мне в объятья Ленка.

«Бля, что у неё в голове? С какого паркуа я? Отец её вытащил. Я ей что, друг сердечный, чтобы меня тискать?» — тоскливо задавал себе вопросы я.

— Привет, пап, как мама? — как ни в чем не бывало спросила Ленка у отца.

Господи, какие идиотские вопросы лезут мне в голову. Это же Ленка! Она могла вообще папу не заметить, а обнять Аркашу или старшину

Глава 17

Нас всё-таки подвезли обратно к месту жительства студентов. Нас — это меня и Аркадия. Ленка уехала с отцом. Народу у бараков прибавилось, я вижу молодую воспитательницу Ольгу в толпе студентов и иду к ней.

— Анатолий, а ты как тут? — узнает она меня. — Представляешь, Лукарь в тюрьме!

Путает она КПЗ и тюрьму, но это понятно.

— Представляете, нет её уже там! — в тон отвечаю я.

— Сбежала? — раздался чей-то женский голос, той, кто Ленку, очевидно, хорошо знает.

— Отпустили за отсутствием состава преступления, — предполагаю самое очевидное завершение конфликта.

— Черт-те чё, там кровищи было, — расстроился тот же самый голос.

— Аркадий, организуй комсомольское собрание прямо сейчас, — даю команду я и громко добавляю: — Явку проверю лично!

— Ужин через час, — загомонили комсомольцы.

— Успеем, — отрезаю я и за локоток отвожу воспитательницу подальше от лишних ушей.

— Меня так ругали вчера! — принимается жаловаться девушка.

— И сегодня будут ругать, я в том числе. Ты чего ментам не сказала, что Ленке всего семнадцать, причем, пару дней как исполнилось? Её там с матёрыми зечками посадили, — вру я, ибо сидела она одна, по рассказам малолетней преступницы.

— Я не знала, а что, это важно? Она паспорт с собой забыла взять, потом устроила танцы, потом…

— Оль, ты зачем эти танцы разрешила? Чего ради с местными их проводить?

Вставив пистон горе-ответственной за детей, и выдав всего одно ЦУ — если что — звонить мне или Киму, через приёмную, отправляюсь к товарищам-комсомольцам. Я не стал задвигать пламенную речугу, а наоборот, нудным голосом час рассказывал, что будет в этом случае, а что в ином. Рассказ всегда заканчивался или тюрьмой «как у Ленки» или отчислением из школы и пинком под зад из комсомола. Народ слушал откровенно с нетерпением. После первого рабочего дня у них у всех разыгрался аппетит, а я задерживаю. Ничего, в другой раз такую лекцию слушать не захотят, может, хоть думать будут. Я точно помню, в этом возрасте меня больше всего бесили нудные нравоучения, а не иное гипотетическое наказание.

Наконец, идём в столовую, и я ругаю уже Бейбута:

— Чего ты, выгнать не мог всех Ленкиных кавалеров?