«Мое утраченное счастье…». Воспоминания, дневники

Из моих детских воспоминаний: впечатления Н. С. Клестова, сына смоленского книгопродавца, впоследствии — коммуниста, а в те годы (1891–1894) — идеалиста-толстовца. Он отправился пешком в Ясную Поляну и вернулся через две недели, проникнутый отвращением не к самому Толстому, а к его окружению: в рассказе фигурировали и лакеи в белых перчатках, и тертая дичь, смешанная с гречневой кашей, которой Софья Андреевна кормила Толстого, и слабость Толстого перед этим постоянным насилием. Эту слабость многие смешивали с лицемерием, что, на мой взгляд, было совершенно неверно.[1969]

* * *

1 декабря 1960 г.

Нашел Каплана в минорном настроении: из-за налогов. Налоги, действительно, таковы, что работа становится бессмысленной. Они все время растут, как и цены на продовольствие. И я это знаю, и все это знают и чувствуют, и с каким-то ослиным упорством и De Gaulle, и его министры утверждают, что налоги уменьшаются и цены остаются без изменения. В отелях и пансионах хозяева обязаны сообщать фиску сведения о приезжих, и сейчас же открываются дознания, откуда люди берут средства для летнего отдыха, — в целях усиления обложения. Отсюда — стремление очень многих уезжать на каникулы за границу в ущерб отечественной каникулярной «промышленности». Отсюда — частые банкротства отелей и распродажа их по частям в виде квартир. По словам Каплана, Заферман опубликовал за свой счет роман, на французском языке, и боится, что роман не раскупят, хотя «он выше, чем “Lolita”»…[1970]

* * *

3 декабря 1960 г.

Совершенно неожиданный пакет от Павловского с двумя книгами — «Применение математических методов в биологии» (протоколы Второго биологического совещания 1959 года при Ленинградском университете) и «Философские проблемы многозначной логики» А. А. Зиновьева[1971] — с надписью: «Для математического наслаждения». Это тем более любезно, что я, свинья, не поблагодарил его за предыдущую присылку и не ответил на милое письмо Ирины Евгеньевны. На меня иногда нападает длительное мизантропическое настроение. Первая из этих книг показывает, что ветер там дует в пользу математической биологии.

Уже говорят с симпатией о Volterra и Lotka, а ведь в Советской энциклопедии, в томе 9-м, первого обругали за его работы в этой области, квалифицируя их как совершенно антинаучные. В 1933 году Академия наук СССР приняла специальное постановление по поводу работы П. П. Лазарева. Что касается до меня, то они все еще не открыли моего существования, несмотря на успех моих книг и Монтионовскую премию Académie des Sciences de Paris.[1972] Подождем. Почему им всегда нужно охаять каждое новое течение при его появлении? Так было с принципом относительности, с квантами, с кибернетикой. И, между прочим, эти «Протоколы» дали мне возможность пропутешествовать в далекое прошлое.

Одна из статей носит подпись А. А. Малиновского, и в ней цитируется А. Богданов, философский противник Ленина, он же — Малиновский. Значит, это — сын Богданова. От законной жены у Богданова не было детей, и с ее согласия он сошелся с тов. «Тетенькой», а в 1910 году у них появился сын, которого все звали «Котиком» и очень любили. Сколько раз этот мальчишка драл меня за мои волосы, еще существовавшие в то время. «Тетенька», существо больное, беспомощное и чрезвычайно хорошее по душе, жила с друзьями — Иваном Игнатьевичем Романовым и его женой Лидией, которые любили Котика как собственного сына. Перед самой войной, в 1913 или 1914 году, «Тетенька», больная туберкулезом и без средств, уехала в Барнаул с мальчиком и увезла с собой Лидию. После смерти «Тетеньки» Богданов взял к себе мальчика. Я не знаю, что при этом сталось с Натальей Богдановной, его законной женой, но в годы военного коммунизма я часто встречался в университете с Александром Александровичем и узнал от него, что Котик и Лидия живут с ним. Были ли у «них» другие дети, не знаю, но для меня очевидно, что автор статьи в «Протоколах» — сын Богданова, и есть большая вероятность, что это — Котик, уже пятидесятилетний. К сожалению, живых свидетелей тех времен я не знаю: все перемерли.[1973]

* * *

15 декабря 1960 г.

Каплан передал мне роман «Témoins et complices»,[1974] опубликованный Заферманом под псевдонимом Григорий Седой. Это, в сущности, трансформированная биография плюс история его семьи, тоже трансформированная. Интереса представляет мало даже там, где события представляли действительный интерес. Очень много фактических ошибок. Литературного таланта — никакого.[1975]

* * *

28 декабря 1960 г.

Новогоднее письмо от Маргариты, очень ласковое; она видела Эмиля Марковича. Вся семья — тут; они покинули Каракас в июле и жили на Côte d’Azur. Катька еще там, но Эмиль уже поехал за ней. Jacques где-то уже работает. А с какими надеждами они уезжали в Венесуэлу, как радовались, что убираются из старой неспокойной истощенной Европы.[1976]

* * *

16 января 1961 г.