Мое волшебное чудовище

Минутой позже, Клара хорошенько изучив мою идиотскую ревность, вдруг неожиданно стала потешаться над Палычем.

Палыч, а ваша жена не будет о вас беспокоиться ввиду вашего долгого отсутствия?! – спросила Клара, подмигивая мне как заговорщику.

Эх, Элечка, Элечка, – завздыхал Палыч, чеша затылок, – и что она обо мне теперь подумает?!

Да, но Юрий Владимирович говорил нам, что вы любите часто бродить по ночам по своей деревушке с фонарем и философствовать?! – улыбнулась Клара.

Так -то по ночам, – опять удрученно вздохнул Палыч, – а тут уже двое суток пролетело!

Вы нас обвиняете?! – усмехнулась Клара, прижимаясь ко мне.

Ни в коем случае, – снова вздохнул Палыч, и склонившись сорвал желтенький цветочек с веерообразными листочками.

Вы эту травку кушали?! – спросил он.

Господи, а как вы узнали?! – удивились мы с Кларой.

Из всех весенних цветов это одна из самых ядовитых, – усмехнулся Палыч, нюхая цветок, – это лютик кушубский! Вообще, все лютики очень ядовиты! Однако, эту травку я употребляю в пищу, когда она еще не зацветает, и когда ее листья еще не приобретают ярко-зеленого цвета. Она становится ядовитой постепенно где-то с середины мая, когда уже наберется солнечной энергии. Свет аккумулирует ядовитые вещества в растениях. Однако давайте покушаем вот эту травку, – и Палыч сорвал множество зеленых тоже веерообразных листочков на розоватом стебле, но без цветов, и тут же их с удовольствием съел.

Мы тоже сорвали и покушали эту травку, и она нам очень понравилась.

А что это за трава?! – спросила Клара.

Это сныть, святая трава, – загадочно улыбнулся Палыч, – Серафим Саровский питался ею почти год и даже чуть Богу душу не отдал!

Что же он был сумасшедшим?! – прыснула Клара, кусая меня за ухо.

Да, нет, – вздохнул Палыч, – просто он был аскетом; он пытался отказаться от тела как от грешной части своего существа, и даже около года простоял на камне возле сосны!

Забавно! Как же он тогда ходил в туалет?! – засмеялась Клара, прижимаясь ко мне.

Думаю, для него это значения не имело, – серьезно задумался Палыч и отвернулся от нас.

Палыч, ты уж ее извини, она молодая еще, глупая, – сказал я, одергивая Клару и с осуждением поглядывая на нее.

А я и не обиделся, – Палыч обернулся к нам с такой веселой улыбкой, держа в руках необычный цветок. На коротком стебле с небольшими, слегка заостренными ланцетными листьями располагалось соцветие из колокольчиков розового, ярко-розового и фиолетового цвета.

Что это?! – спросили мы с Кларой одновременно.

Это медуница, – засмеялся как ребенок Палыч, и с хорошим аппетитом съел и цветы, и стебель с листьями.

Мы тоже сорвали медуницу, и попробовали ее на вкус. Сочный, приятный, почти как в салате вкус.

Ее во Франции выращивают как огородное растение, а у нас она в лесах растет, – улыбнулся Палыч, – правда, через две недели ее листья огрубеют, и она будет уже не такая сочная!

А жаль, – вздохнула Клара, нарвав уже большой пучок медуницы. – Я ее сначала нарву, а потом уже сяду и буду есть, – объяснила она мне.

Я тоже последовал ее примеру.

А нас после этой травки не пронесет?! – спросил я у Палыча.

Не знаю, – вздохнул Палыч. Кажется, наше общество его уже стало тяготить.

Наевшись до отвала сныти и медуницы, мы вскоре вышли к роднику, от которого вниз по холмам изливался бурный ручей.

Вот отсюда мы и доберемся до речки, – уверенно сказал Палыч, и дал сначала напиться Кларе и мне из родника, потом стал горстями жадно пить воду.

Какие здесь красивые места, – вздохнула Клара.

Да, места здесь фантастические, – согласился Палыч, притрагиваясь ладонью к могучему дубу, росшему на склоне холма, – больше всего первоцветов живет здесь в дубраве, потому что листва упавшая по осени, служит им прекрасным теплым одеялом, которое защищает их и от зимних холодов, и от весеннего паводка. Еще по осени их семена пускают корни, как бы готовясь и к морозам, и к весеннему разливу! На холмах вода стекает быстрее и как правило по оврагам и ручьям, поэтому не успевает смыть уже укоренившиеся семена первоцветов.

Вам бы, Палыч, цветоводом быть, – усмехнулась Клара, перепрыгивая со мной через ручей.

Мы шли за Палычем быстрым шагом, уже слыша внизу какой-то сильный непонятный шум.

Это речка шумит, Осетр. – Объяснил нам Палыч. – Раньше в этом месте была плотина и водяная мельница, это было в далекую старину, а сейчас остались одни только каменные глыбы в воде, об которые разбиваются и шумят волны. Течение здесь очень быстрое и вообще речка, несмотря на свое узкое русло, очень коварна!

А зачем мы тогда идем к ней?! – спросила Клара, опираясь на мою руку и спускаясь вниз по склону холма.

Но я же сказал вам, что так нам легче выйти по речке к любой деревушке, а от нее уже добраться домой!

А как же моя сестра?! – спросила Клара. – Или мы ее уже больше не будем искать?!

Вы уж меня извините, но у меня дома семья, – рассердился Палыч, – меня и Эля ждет, и дочь моя, Анечка, и матушка моя, тоже Аннушка! И вас ждут, и наверняка, волнуются!

А что же вы тогда с нами пошли, да нас еще за собой позвали?! – ухмыльнулась Клара.